Убийство Джанни Версаче - [4]
Что меня потрясло, так это то, в каком количестве и с какой скоростью кочуют по рукам колоссальные деньги всякий раз, как разражается резонансная история. Маниакальное исступление обуревает СМИ, передается полицейским, от которых требуют скорейшего расследования, политикам, от которых ждут жесткой реакции, и просто всем и каждому, кто жаждет поучаствовать в прямом эфире, высказаться в печати, заполонить интернет фотографиями полицейских оцеплений или скорбящих близких на похоронах жертв. Круглосуточная, безостановочная, глобальная мыльная опера! Сокрушенные горем близкие убиенных при этом просто-таки бросаются на растерзание голодному медийному зверю. Впрочем, и копы, и политики ему также скармливаются.
К тому времени, когда я наконец завершила исполнение своих репортерских обязанностей, я вдруг почувствовала себя вернувшейся из долгого-предолгого и весьма диковинного путешествия, в ходе которого где только не побывала — от Военно-морской академии США в Аннаполисе до штаб-квартиры ФБР в Вашингтоне, от кукурузных полей Среднего Запада до чикагских небоскребов, от лавки Mr. S Leather[2] в Сан-Франциско до оперного театра там же. Прошвырнулась по шикарным пляжам для снобов — от Ла-Хойя[3] до откровенного на Южном берегу. Встречалась с важными чиновниками правоохранительных органов, наркодилерами, распространяющими метамфетамин, следователями убойных отделов, тюремщиками, персональными тренерами. Были у меня источники и среди заключенных. С кем я только не познакомилась — от начальников полиции до элитных проститутов, берущих десять тысяч баксов за выходные, и даже с пианистом публичного дома. И все эти столь разные миры Эндрю Кьюненен потряс до основания.
А после его самоубийства я, как могла, попыталась собрать осколки воедино.
Часть 1
Мать
15 июля 1997 года в Майами-Бич двадцатисемилетний Эндрю Кьюненен хладнокровно подошел и в упор расстрелял итальянского модного дизайнера Джанни Версаче на пороге его особняка, открыв тем самым сезон величайшей в истории США безуспешной охоты на человека.
Спустя полтора месяца так и не пойманный Кьюненен самостоятельно расстался с жизнью. Его прах был погребен на католическом кладбище Креста Господня в Сан-Диего. Мраморное надгробие было заказано его матерью на гонорар, полученный за интервью программе Hard Copy студии Paramount Television. В день похорон охрану усилили до состояния непробиваемой брони, дабы избежать медийной огласки. К месту захоронения пропустили единственную машину с тщательно пробитыми по базе номерами. Силы ФБР были приведены в режим полной боевой готовности.
Через пару дней в костеле при кладбище прошло отпевание всех погребенных за истекшую неделю. На траурную мессу Марианна Кьюненен-Скилаччи, мать Эндрю, пригласила лишь его старых школьных друзей, в памяти которых Эндрю навсегда останется блестящим умом, а не «психопатом» и «голубым жиголо» из газетных заголовков. В общей сложности явилось человек пятнадцать, включая крестного отца Эндрю, восьмидесятишестилетнего филиппинца по имени Дельфин Лабао. Ни брата, ни обеих сестер среди присутствующих не было: ограничившись семейными поминками, они давно разъехались по домам; и уж подавно не приехал на отпевание сына отец Эндрю, позорно бросивший семью и сбежавший на родные Филиппины еще в 1988 году, после чего Модесто «Пита» Кьюненена в США не видели.
Марианна явилась пораньше, запалила свечи у надгробной плиты в память о сыне. Ей хочется верить — вопреки очевидным свидетельствам в обратном, — что вовсе не был ее младший сынок половым извращенцем, садистом и серийным маньяком-убийцей. Отказывается ее разум смириться с фактом, что на совести Эндрю — пять невинных жертв, убитых им прежде, чем он выстрелил в себя из краденого десятимиллиметрового оружия. Марианна — сама хрупкость, впадает то в говорливость, то в оцепенение, колеблется на тонкой грани эмоционального срыва. По большей части она мила и приветлива, но ее настроение в любой момент может качнуться в противоположную крайность.
Одета она в желтую рубашку Эндрю и синие легинсы из вискозы с принтом. Вот она идет по проходу к переднему ряду с большим пластиковым стаканом ледяной воды в руках, — ей нужно присесть и выпить лекарства. Затем достает из кармана печатные поминальные открытки и раздает их собравшимся. На лицевой стороне — Иисус либо Дева Мария. На обратной — текст:
Фамилии «Кьюненен» в рукописном списке отпеваемых, вывешенном на доске при входе в костел, не значится. Зачитывая поминальный список, священник произносит его имя так, как написала в поданной ему записке мать: «Эндрю Скилаччи». Так что другим верующим, также потерявшим близких, даже в голову не приходит мысль, что за души их родных молитва возносится заодно со столь печально известной заблудшей душой. Марианна Кьюненен смотрит прямо перед собой невидящим взглядом.
Зачем, зачем ее сын убил этих пятерых, прежде чем покончить с собой на борту досками заколоченного плавучего дома в Майами-Бич? ФБР допросили уже больше тысячи человек, но по-прежнему признаются, что практически не понимают его мотива. Ни старые школьные товарищи, ни сотни людей, с которыми Эндрю успел пообщаться за свою недолгую жизнь, не могут взять в толк, как такое могло произойти. Но мать свято верит, что при любом раскладе, что бы там ни стряслось, ее сына просто довели до преступления, а сам он теперь в сонме праведников небесных.
