Убийство арабских ночей - [104]

Здесь мы сталкиваемся с еще одной маленькой подробностью, которой тоже не было уделено внимания. Иллингуорд вывалил нам целую кучу фактов о кураторской и о лифте. Как он неоднократно повторял, тут была массивная металлическая дверь, и из-за нее ничего не было слышно. Дверцы лифта были такими толстыми, что Иллингуорд, заключенный в кабине, не слышал, о чем в кураторской говорили Холмс и Джерри. Любой разговор в зале – согласны? – можно было услышать только при открытых дверцах лифта и еще через заслонку большого вентилятора. А в остальных случаях нельзя было разобрать ни одного слова.

Появившись в музее, Иллингуорд переговорил с Пруэном в дальнем конце зала и еще с Бакстером, который возник рядом с ними. Как Джерри Уэйд мог услышать их? Как он вообще узнал о присутствии другого человека, если сидел в помещении, откуда ничего не было ни видно, ни слышно? Мы приходим к заключению, которое не особенно удивляет нас: он должен был находиться в лифте. Иного способа не существовало. Он должен был не только находиться в лифте, но и влезть на ящик, чтобы выглянуть наружу.

С самого начала все это было весьма подозрительно. Ибо, когда Иллингуорд зашел в кураторскую, он заметил – он упомянул об этом, рассказывая, как прикидывал способ выбраться оттуда, – что дверцы лифта быстро захлопнулись, и на них заботливо повис плакатик «Неисправен». Если Джерри был в лифте, зачем ему скрывать этот факт? Господи! Он скрыл не только это, джентльмены! Сразу же обратимся к следующему дню и выслушаем, что сказал дактилоскопист о лифте, когда надо было удостовериться, что старый Иллингуорд действительно находился в нем. Да, в нем были найдены его отпечатки. Но самое странное обстоятельство было не в этом. А в том, что никаких иных отпечатков в нем не обнаружилось – вот что было самым странным.

Никаких. М-да… Ведь если Джерри находился в лифте, он обязан был к чему-то притрагиваться, но в лифте не осталось ни малейших следов его присутствия. Это могло быть лишь в одном случае: если он тщательно вытер все поверхности. Зачем человеку стирать отпечатки своих пальцев? Зачем ему скрывать, что он был в лифте? Письмо, начинающееся со слов «Дорогой Г.», которое он обронил в погребе в момент убийства Пендерела, даст нам этот ответ.

Видите ли, меня не удовлетворял ни один из его поступков в течение того вечера. Меня смутило, что он так безоговорочно принял доктора Иллингуорда за актера из агентства. Я сказал себе: нет человека на земле, который, поговорив с Иллингуордом полчаса, поверит, что тот явился из театрального агентства. А Джерри Уэйд был далеко не самой легковерной личностью.

Он сделал вид, что принял Иллингуорда за другого, он устроил ради него шумное представление – ибо ради сбережения своей шкуры ему лучше было сделать вид, будто он поверил, что Иллингуорд явился из агентства. Главное, ни словом, ни намеком не обмолвиться, что настоящий актер уже лежит мертвым в подвале. Я признаю, что для любителя он разыграл перед Иллингуордом весьма убедительное представление – сразу же после того, как заколол профессионала.

Хэдли, сопоставьте вашу концепцию преступления с моей и убедитесь, как они совпадают: один к одному. Со свойственным мне косноязычием я попытаюсь описать это. Ибо в нашем распоряжении есть еще один интересный обрывок разговора, который вам довелось подслушать, когда в понедельник Джефф Уэйд и Иллингуорд посетили подвал – как раз перед тем, как Джефф Уэйд стер отпечаток на зеркале…

Хэдли выпрямился на стуле и бросил взгляд по другую сторону стола.

– Вы имеете в виду, – обратился он к доктору Феллу, – слова, с которыми Иллингуорд обратился к старику? Он сказал что-то вроде: «Если какой-то негодяй в самом деле похитил перчатки у вас со стола», на что Джефф ответил: «Да, и еще отвертку…»

Доктор Фелл кивнул:

– Хм-м… Именно их, мой мальчик. Кто-то утащил со стола Джеффри наверху перчатки и отвертку. О чем это говорит? Как мы ни шарахались мыслью из стороны в сторону, мы прямиком выходим на этот сломанный лифт, который кто-то, должно быть, привел в порядок…

Джерри Уэйд оставался в кураторской в одиночестве с десяти минут одиннадцатого, когда Мириам и Гарриет оставили его до двадцати пяти минут одиннадцатого. То есть порядка пятнадцати минут. Он приладил бакенбарды, что заняло у него не так много времени, ибо, по словам Гарриет, они уже были почти на месте, когда они с Мириам покинули его. Выйдя, Мириам сказала, что собирается принести ему – что именно? Один из пиджаков старика, что был в подвале, – дабы завершить его преображение. И я могу рассказать вам, Хэдли, о всех его мыслях и действиях с той же уверенностью, словно я при них присутствовал. «Итак, старик уехал. Отлично. Значит, он не покончит с собой, сунувшись в этот лифт. Компания наверху будет ждать, пока вот-вот вниз не доставят тот большой свинцовый гроб; а не облегчить ли им задачу, поскольку гроб нам так и так нужен? Отремонтирую лифт – это займет лишь пару секунд, поскольку я сам вывел его из строя». Он взял со стола старика отвертку и прихватил перчатки на тот случай, если придется возиться со смазкой. Вошел в лифт. «Готово! Проще некуда. Теперь пробные испытания. Куда двинуться? Да плевать! Отправлю-ка я лифт в подвал и заодно прихвачу пиджак старика…»