Убийственное меню - [6]

— Какая там интерциза, — скривился Ромек, для разнообразия свой борщ подсолив. — От предков мне досталась лишь разрозненная коллекция марок да ржавая сабля времён какой-то там войны. А жена унаследовала пожелтевшую хрустальную вазу и давно сломанные напольные часы. В начале нашей совместной жизни нам помогали оба — и мой старик, и её. А потом я и сам встал на ноги.

— В таком случае ничего не попишешь — половина принадлежит ей. Ещё и на детей будешь платить алименты.

— На Михала не буду, он уже работает. Платить придётся лишь на Вандзю.

— Невелика разница.

— Холера! Мне сейчас что-то делить — прямо зарез.

— Тогда воздержись от развода, себе же в убыток.

Они сидели за столиком одного из самых изысканных варшавских ресторанов. Кароль молчал, внимательно слушая разговор своих коллег по бизнесу.

Собрались бизнесмены для того, чтобы окончательно оформить очень выгодный контракт, требующий, увы, немалых капиталовложений. Переговоры прошли на редкость успешно, партнёры обсудили все мелочи ещё на этапе закусок, но, поскольку обед заказали заранее, было глупо оставить уже оплаченные деликатесы и разойтись, тем более что за окном дождь лил как из ведра. Ничто не мешало спокойно пообедать в тёплой и дружественной обстановке.

Однако для Кароля обстановка оказалась отнюдь не приятной, а все из-за разговора друзей-конкурентов. Не меняя каменного выражения лица, Вольский жадно слушал все тонкости о разводе, стараясь запомнить дотоле неизвестные ему мелочи, например интерцизу. Да нет, конечно же, таких вещей он не мог не знать, просто, помышляя о разводе, старался отогнать от себя неприятные мысли. Теперь вот силой заставили его слушать. И надо же было прохиндею Матушевичу завести за обедом именно этот идиотский разговор!

Каролю очень неприятно было думать о разводе, он, собственно, не очень-то и жаждал его, но жизнь с Мариной стала совсем невыносимой, и что-то пора было предпринять.

Много лет назад он женился на очаровательной стройной девушке с прелестными ножками. Юное создание Кароля обожало, смотрело ему в рот, ловило каждое слово, беззаветно веря мужу во всем.

Муж понимал, конечно, что его молоденькая супруга не блещет ни умом, ни культурой, однако у неё хватило способностей неплохо наладить их семейную жизнь. Главное же — девочка со всеми своими потрохами принадлежала Каролю, была его неотъемлемой собственностью, старалась во всем ему угодить, он же, в свою очередь, ценил её старания и был ей благодарен. Марина ни в чем мужа не ограничивала, он мог делать все, что пожелает, а обслуживали его в доме так, что он никогда и мечтать не мог о подобном.

Но постепенно все стало меняться. Юное создание показало коготки. Ей вдруг вздумалось командовать мужем, на манер знакомых баб, а Кароль этого не выносил. Вдобавок Марина оказалась особой разговорчивой, Кароль же был по природе молчуном. Она буквально засыпала мужа вопросами и желала получить на них ответы, тогда как он предпочитал дома посидеть молча, почитать, подумать. И вообще, для него главными были мысли, не слова. А если уж произносить слова, то для тех, кто их поймёт. Однажды, после долгих размышлений, Кароль нашёл замечательный способ, как с помощью модема связываться с компьютерами, на которых стоит другая операционная система, и поделился своим открытием с женой. Та в ответ ошеломлённо промолчала, и хорошо сделала. Когда в другой раз муж рассчитал с помощью компьютера наклон мелких плоскостей таким образом, чтобы в пустом помещении не отражалось эхо, он в восторге объявил о своём успехе супруге, но тут же услышал в ответ, что этот маленький паршивец, соседский Славик, катаясь на велосипеде перед их воротами, специально верещит так, чтобы она не могла разговаривать по телефону. Человек в собственном доме не может поговорить по телефону! Что-то следовало бы сделать с этим Славиком…

— Отсечь ему голову топором, — вежливо предложил Кароль. — Туловище само верещать не может.

И в ответ на удивлённый вопрос жены, какое туловище и чего оно не может делать, лишь удручённо промолчал.

С возрастом очаровательная сильфида растеряла все очарование и непосредственность юности, приобретя взамен солидные отложения жира, апломб и самоуверенность, но умственное и культурное её развитие сохранилось в девственной неприкосновенности. И ещё она стала невыносимо расточительной, а считать так и не научилась. Теперь Кароль уже по-иному относился к тратам супруги. Они его не просто раздражали — выводили из себя. Деньги он зарабатывал тяжким трудом, честно, без махинаций. Деньги давали ему уверенность в своих силах. В ранней молодости ему приходилось отказывать себе во всем, хотя родители и старались обеспечить сыну сносные условия. Нет, нуждой это не назовёшь, у него даже имелся мотоцикл, хоть и подержанный, но о машине мечтать не приходилось. Каникулы же вместе с друзьями Кароль проводил на Мазурских озёрах, лодку брали напрокат, ночевали в палатках. О Швеции или Франции оставалось только грезить.

Кароль же всегда тяготел… ну, может, не к роскоши, но к комфорту. Работать он любил, но только умственно, физического труда не выносил. Возможно, в глубине души он жаждал, чтобы им восхищались и чтили. Умом, образованностью, организаторскими способностями он на голову превосходил окружающих и, не отдавая себе в том отчёта, нуждался в столь же умном партнёре или хотя бы собеседнике. И уж в любом случае в собственном доме он желал оставаться на пьедестале, принимая заслуженную дань восхвалений и воскурений фимиама. В конце концов, он сам создал этот дом, так что имел право быть в нем хозяином. А тем временем некогда искренне восхищавшаяся им жена почему-то с каждым годом делалась все невыносимее. Стареющая и растолстевшая до ужасающих размеров баба стала капризной, претенциозной и бестактной идиоткой, несносно болтливой и безнадёжно глупой. Вечно надутая, всегда чем-то недовольная, плаксивая — словом, совершенно невыносимая.