Убийственная лыжня - [14]

— Господин Ангерер, — начал Еннервайн, — вы провели наблюдение.

— Да, господин комиссар, это верно.

Еннервайн рассматривал свидетеля. На старшем лесничем, который казался как бы сошедшим с особенно примитивной детской книжки, была одежда только зеленого цвета, даже кожаное пальто, которое он положил на колени, было темно-зеленого оттенка. Густые, закрученные усы прикрывали часть лица. Борода не была зеленой, но близкой к этому цвету. Позади гаупткомиссара был прислонен чехол от ружья. Казалось, что можно было даже унюхать запах пороха.

— Ваше оружие, господин Ангерер?

— Да, конечно, только для защиты.

Остлер и Холльайзен ухмыльнулись с едва скрываемой глупостью. Что только на них нашло? Вроде бы они напевали первые такты песни о браконьере Еннервайне? «Жил-был охотник, молодой и статный…» или ему показалось?

— Только для вашей защиты, ага. Но вы ведь, как бы это сказать, на пенсии?

Еннервайн не собирался разыгрывать из себя важную персону, такие нарушения были делом местных чиновников, но в такое время, когда снова возросло злоупотребление оружием? Но с другой стороны, лесничий был все же государственным служащим, как бы вызывающим доверие. С одной стороны, с другой стороны. Он смотрел на Остлера и Холльайзена. Они похихикивали, а то и прыскали от смеха, так что радостно было на них смотреть.

— Давай, расчехли ружье, Вилли! — сказал Остлер.

Ангерер достал из чехла зонтик.

— Для моей защиты, — сказал он.

— Странные шутки в полицейском участке, — пробормотал Еннервайн, растопырил большой и средний пальцы и стал массировать виски рукой, чтобы снять напряжение.

Холльайзен вставил кассету в принадлежащий полиции видеомагнитофон. Прыжок Оге Сёренсена, который без конца показывали в последние дни, появился на экране.

— Я сам активно занимался прыжками на лыжах, — сказал Вилли Ангерер Еннервайну. Два знатока данной местности выкатили глаза и закивали, что они в курсе. Оберстдорф-1959, при отборочных соревнования на Скво-Вэлли-1960, ясно.

— Ах да? — сказал Еннервайн с вежливой заинтересованностью.

Вместо ответа Ангерер встал. С согнутыми в локте руками он медленно принял полуприсед, затем откинул обе руки назад, одновременно выпрямился и переместил вес, насколько это ему было возможно, вперед. Он широко открыл глаза, посмотрел в воображаемую даль, может быть, в рай, а может, еще дальше, и постоял так какое-то время.

— Честно говоря, я сейчас немного неуверен, — сказал Еннервайн Ангереру. Одни сумасшедшие здесь в этом районе, подумал он. Может, в этом виноват фён, которой делает каждого, живущего продолжительное время в долине, bloaßdappasch — что можно перевести только приблизительно как «совсем рехнувшимся».

— Йенс Вайсфлог? Матти Никэнен? — гадали Остлер и Холльайзен.

— Нет, неправильно. Тогда так висел в воздухе Гельмут Рекнагель, — сказал Ангерер и снова выпрямился. — В 1962-м в польском Закопане. Это нужно себе только представить: один судья поставил за это всего 16.0 баллов. Но он заслужил пять раз по 20.0 баллов!

— Прекрасно. Но теперь к нашему случаю, — сказал Еннервайн.

Ангерер расслабился и снова сел.

— Я сейчас достаточно часто смотрел телевизионные картинки, — начал он. — Существует несколько теорий. Порыв ветра. Судороги. Спортивные репортеры…

— …уже сто раз все прожевали, — оборвал Еннервайн. — Так как я это понял, в данное время наиболее предпочтительная теория та, что для Оге Сёренсена это по-настоящему было неожиданностью, что он вообще так хорошо сошел со стола отрыва. И поэтому на какой-то момент он утратил внимание…

— …а мне так не кажется, — перебил его Вилли Ангерер, и его мощная борода слегка задрожала. — Для того, кто прыгает в числе мировых рекордсменов, не может быть неожиданностью хорошо стартовать. Вы можете поставить на суперзамедленную съемку?

Полицейский участок был хорошо оснащен. Оге прыгнул еще раз, но теперь ооооочень медленно.

— И это мы тоже видели по телевизору, — сказал Остлер.

— Вот сейчас будет. Вот здесь, смотрите: правая нога слегка скользит в сторону. Если бы Сёренсен сам двинул ногой, то это выглядело бы иначе. Мне кажется, тут кто-то выстрелил в правую лыжу.

— Вы считаете, это был выстрел?

— Именно это я и имел в виду. Я прыгал с трамплина, и я стрелок. Я разбираюсь и в прыжках, и в стрельбе.

— Господин Ангерер, давайте пока все так и оставим. Тогда на лыже должны быть следы от пули.

— Наша проблема состоит в том, — сказал Холльайзен, — что эта правая лыжа, о которой говорит Вилли, исчезла.

— Исчезла? — спросил Еннервайн.

— Да, разве вы не смотрели новогодние соревнования?

Еннервайн покачал головой:

— Я не очень люблю спорт. У меня и телевизора дома нет. Я исходил из несчастного случая, поэтому дальше за этим не следил.

Остлер прокручивал дальше:

— Вот: лыжа отстегивается, скользит в толпу и в ней исчезает.

— Вы осмотрели…

— Конечно! — выпалили Остлер и Холльайзен одновременно. — Мы обследовали эту часть территории сразу же на следующий день.

— Никого не удивит, что мы не нашли ее, правую лыжу, — сказал Холльайзен.

— Мы установили личности нескольких человек на этой территории, и их уже допросили, — поддержал Остлер. — Естественно, никто не обратил внимание на лыжу, все как заколдованные смотрели на само происшествие.