Убийцы - [8]

— Не знаю, — сказала женщина, и у него упало сердце, — А вот Маша, она с Софьей в одном отделении работает, может она скажет вам? Маша, поди сюда, тут Софьей интересуются…

Он с надеждой воззрился на подходившую усталой походкой Машу, и кажется, узнал в ней девушку, высунувшуюся из окна на втором этаже, когда Софья возвращалась с ним из рынка.

— Да, — сказала Маша, — Её срочно домой вызвали, дочурка заболела. А вам что надо? Если важное что, могу дать телефон.

— Давайте, давайте! — заторопился он, — Очень важное!

Женщины переглянулись и одновременно улыбнулись почти одинаковыми улыбками.

— Запомните? — спросила Маша и назвала номер.

— Спасибо! Запомню, век воли не видать! — проговорил он, бросаясь к ближайшему телефону-автомату.

Софья сама подошла к телефону, из чего он моментально сделал скороспелый вывод, что мужа у неё нет.

— Да вот, дочурка приболела, температурит, — усталым голосом отозвалась она, — Сегодня я уж посижу с ней…

— Может, надо чего? — с надеждой быть приглашенным спросил он, — Я принесу, а?

— Нет, нет, спасибо, — сказала она потеплевшим голосом, — А кто вам дал мой телефон?

— Маша, — чистосердечно признался он.

— А, — сказала она, заканчивая короткий разговор, — Ну, ладно.

— Завтра увидимся? — спросил он.

— Посмотрим, — неопределенно ответила она, и это ему не понравилось.

Теперь надо было решать проблему ночлега.

— Теперь мне придется решать проблему ночлега, — неожиданно для себя высказал он вслух свою мысль.

Она не сразу ответила.

— Вам что, правда, негде оставаться?

— Конечно, правда, век воли не!.. — с досадой произнес он.

— И вы хотели остаться у меня?

— Да, — признался он, чувствуя, как ей нравится открытый, честный разговор.

Она немного помолчала.

— Алё! — окликнул он её, — Я здесь, не забыли?

— Нет, нет, я просто думаю, куда бы вас пристроить, — ответила она, — Вы могли бы позвонить мне через часик?

— Да, — сказал он, — Мог бы.

— Тогда позвоните, — сказала она и повесила трубку.

Он поплелся по улице к ближайшему скверику, чтобы посидеть на скамейке, потому что от многочасового хождения и стояния возле больницы у него болели ноги. В сквере пожилой мужчина похожий на пенсионера-доминошника прогуливал сомнительной чистоты дворняжку на поводке. Дворняжка, завидев Самеда, сидевшего на скамейке вытянув ноги, будто взбесилась, стала рваться с поводка, рычала на него и всячески старалась выразить свое негативное отношение. Хозяин еле удерживал её.

— Что это с ней? — Поинтересовался Самед, — Не любит иногородних?

— Нет, что вы, — словоохотливо откликнулся хозяин вполне миролюбиво в отличие от своей собаки, — Она у меня за дружбу народов. Просто не любит запаха носков.

— У меня носки не пахнут, — ответил обиженный Самед.

Сегодня целый день его преследовали странные ощущения, в которых он старался разобраться: как же так, за последние годы он привык постоянно находиться среди людей, ни на миг не оставлявших его, а теперь он может наслаждаться одиночеством сколько душе угодно, может идти по улице куда хочет, может даже сесть в поезд и поехать в другой город, в свой родной, например, к маме, и никто не может запретить ему, может знакомиться с людьми, с женщинами, зайти в кафе, посидеть как все нормальные люди, не заключенные… Нет, что ни говори, свобода — великая вещь, век воли не видать!

Собака вдруг утихомирилась, понюхала его ботинки и успокоилась, будто одурманенная газом, легла у его ног, положив умную теперь, когда она перестала скалиться, морду на лапы и посматривая на него снизу вверх. Хозяин её тоже присел на скамейку рядом с Самедом.

— Издалёка? — спросил он, начиная разговор.

Самеду тоже вдруг захотелось поболтать и он стал рассказывать этому незнакомому мужчине свою жизнь, пересказывать, так сказать, краткое содержание. И содержание это озадачило мужчину.

— Так что же теперь, домой поедете?

— Еще не решил, — признался Самед.

— Как же не решили? Что же может быть лучше дома?

Эти слова понравились Самеду, он молча, с благодарностью поглядел на мужчину. Но как же ему объяснишь, этому незнакомому гражданину, что стыдно, стыдно пока заявляться ему домой с наглой рожей зэка, пусть хоть время какое-никакое пройдет, пусть поостынет обида на судьбу, что ввергла его ни с того, ни с сего в такую неожиданную жизненную неприятность, в которой он потерял целых четыре года. А ведь как он хорошо хотел распланировать свое время, собирался учиться, поступать на заочный на давно облюбованный филологический факультет в своем родном городе, а потом, в дальнейшем, может и журналистом стать, работать в газете, журнале, да мало ли чего… А вышло вон как. И так почти до двадцати восьми лет тянул с образованием, то там работал, то тут, все старался денег поднакопить для будущей жизни, а будущая жизнь вон какой стороной обернулась к нему. Как все это рассказать? Хотя незнакомцу рассказывать о судьбе своей нескладной как раз и было легко, как попутчику в поезде, поговорили и разошлись, а душу хоть немного, да облегчил. Но это был всего лишь сухой пересказ содержания пройденного, пересказ без эмоций, без ощущений, без чувств, что терзали, будоражили, не давали спокойно спать по ночам. А собеседник попался благодарный и выслушивал все с участием и внимательно. Это одно уже дорогого стоило, кто в теперешнее время так выслушает другого, особенно бывшего зэка?..