Убийцы - [10]

— Каждый выходит со своим табуретом, — пожала она плечами. — Зачем нам тут скамейка?

— Да, правда, — сказал он, — Будь здесь скамейка, приходили бы посторонние с улицы.

— И так приходят, — махнула она рукой, — Распивают под деревьями, гадят в подъездах, алкаши.

Он еще раз с удовольствием оглядел дворик.

— Я с удовольствием остался бы жить в таком дворе, — сказал он искренне.

Она молча посмотрела на него, улыбнулась.

— Замерзнуть не боитесь? По ночам у нас довольно холодно.

— А вы бы мне одеяло вынесли, — предложил он.

Когда она отпирала дверь, и они вошли в квартиру, за дверью обнаружилась девочка лет пяти-шести, она, улыбаясь, смотрела, как они входят.

— А я вас в окошке видела, — сообщила она, внимательно оглядывая покупки в руках незнакомого дяди.

— Ты зачем поднялась, Аня? — встревожено попеняла ей Софья, — Тебе еще полежать надо…

— Скучно лежать, — сказала девочка.

— Смотри, температура опять поднимется, в садик не пойдешь, — пригрозила Софья.

— Очень нужен мне этот садик, — сказала Аня, внимательно разглядывая Самеда, — а этот откуда взялся?

— Аня! — укоризненно воскликнула Софья, — как ты разговариваешь!?

Самед рассмеялся.

— Меня твоя мама нашла на остановке, — сказал он, подлаживаясь под тон девочки.

— Такой большой и потерялся? — сказала девчушка.

— Знай наших, — сказала Софья, — Ей пальца в рот не клади.

— Да уж, заметил, — сказал Самед.

— Ты так и будешь стоять посреди комнаты?

— Анна, помолчи! — прикрикнула на дочь Софья. — Уже поняли, что ты язва. Поди ложись в постель.

— Ну, ма…

— Живо!

Девочка, ворча, поплелась в свою комнату.

— Не дадут пообщаться с новым человеком…

— Пообщаешься, когда выздоровеешь, — успокоила её мать.

— Сколько ей? — спросил Самед, когда Аня скрылась в своей комнате, откуда тотчас послышался скрип кровати, на которую девочка укладывалась.

— Пять… с половиной…

— Не по годам смышленая…

— Любит вопросы задавать, — сказала Софья, накрывая на стол. — Вы садитесь, я немного на кухне повожусь, ладно? Не очень проголодались? Потерпите?

— Да, да, конечно…

Но когда через несколько минут она внесла в комнату разогретое с восхитительным ароматом жаркое на сковороде, Самед почувствовал, как моментально проснулся в нем волчий голод. Некоторое время они ели молча. Он заметил её взгляд на себе.

— Извини, проголодался…

— Ешь, ешь, — проговорила она, — я не оригинальна, и как все женщины люблю смотреть, как с аппетитом ест мужчина мою стряпню. Чувствую при этом огромное удовлетворение. Ну, как, вкусно?

— Потрясающе! Давно такой вкуснятины не ел.

— Ну, еще бы! Станут там кормить вас разными разносолами. Ешь, ешь…

Помолчали. Потом Самед нерешительно произнес:

— Можно один нескромный вопрос?

— Знаю я твой нескромный вопрос…

— Нет, нельзя! — раздался из соседней комнаты крик Ани и вслед за тем она залилась звонким смехом.

— Она уже совершенно здорова, — сказал Самед, — Как смеется!

— Конечно, здорова! Ма, я встать хочу!

— Лежи, я сказала! Подниму тебя к обеду. Поспи.

— А вы что, не обедаете?

— Это внеочередной обед. Тебя не касается. Утихни.

— Я утихла. Давай свой нескромный вопрос.

Самед рассмеялся от души.

— Вот это девчонка!

Софья промолчала, потом спросила:

— Ты, верно, про отца Ани хотел спросить, да?

— Да, — сказал Самед.

— Такая же простая история, как твоя. Обычное дело. Развелись, как половина России разводится. Уехал в Новосибирск, там работу предложили, там и семью новую завел. Анне пол годика было, когда развелись. Ничего, наверно, не помнит.

— Очень даже помню!

— Спи! — прикрикнула Софья в сердцах в приоткрытую дверь.

За дверью моментально послышался усиленный, издевательский храп.

— Но помогает, — продолжила Софья, поднимаясь и плотно прикрывая дверь в Анину комнату, откуда тут же раздался крик девочки:

— Не закрывай! Я послушать хочу!

— Ты у меня сейчас получишь! — пригрозила Софья, усаживаясь за стол.

— Алименты вовремя поступают, — продолжила она. — Жаловаться грех, по-людски расстались, без обид.

Она немного помолчала, потом проговорила:

— Я поздно вышла замуж, в двадцать шесть, все подружки уже детей имели…

Видно было, что ей хочется выговориться, рассказать о себе, чтобы этот пока еще малознакомый, но уже становящийся ей симпатичным, человек — тоже немало хлебнувший в жизни — послушал, посочувствовал, поговорил бы с ней о ней; нет, ей не нужны его советы, просто хотелось, чтобы он нашел для нее слова поддержки, одобрил бы её шаги, сказал бы: да, ты была права…

— Через год Аня родилась, и почти тут же у нас с мужем разладилось… Ничего особенного, бытовуха обычная…

Она встала, тихо прошла к двери в соседнюю комнату, бесшумно приоткрыв дверь, заглянула и прошла на свое место за столом.

— Спит… Вы ешьте, ешьте… Вон вы какой здоровый, вам много есть надо, небось там наголодались по хорошей пище…

— А можно еще один нескромный вопрос? — спросил он.

— Попробуйте.

— А лет вам сколько?

— Вы давно бы уже могли подсчитать ответ на ваш нескромный вопрос, — усмехнулась Софья. — Анечке — пять, в двадцать шесть вышла замуж… Забыли арифметику?

— Ах, да… я не подумал… Тридцать один.

— Тридцать два, — поправила она.

— Мы почти одногодки, — сказал он, помолчал и потом выдавил из себя, отводя взгляд, — А можно еще один нескромный?