Убийцы цветочной луны. Нефть. Деньги. Кровь - [41]

В июле 1918 года, вскоре после поступления Тома на службу в Бюро, его брата Дадли с еще одним рейнджером отправили арестовать парочку дезертиров в отдаленном лесистом районе восточного Техаса, известном как «Чащоба». Стояла страшная засуха, и Дадли с напарником в пыли и жаре долго искали дощатый дом, где, как они считали, могли прятаться разыскиваемые. Их там не оказалось, поэтому рейнджеры решили подождать на крыльце. В три часа ночи в темноте внезапно полыхнули выстрелы. Дезертиры устроили засаду. Второй рейнджер получил две пули и, лежа на крыльце, видел, как Дадли стоя палит из «кольта». Затем он рухнул как подкошенный, и падение его тяжелого тела развалило крыльцо. Позднее напарник вспоминал, что он «упал и больше не поднялся»[349]. Пуля попала под самое сердце.

Новость ошеломила Тома: брат, у которого была жена и трое малых детей, казался ему неуязвимым. Двоих дезертиров поймали и предъявили обвинение в убийстве. Отец Тома каждый день ходил в суд, пока обоим не вынесли приговор.

После перестрелки тело Дадли привезли домой. В отчете рейнджеров сухо написано: «Для транспортировки тела рейнджера Уайта использован один брезентовый тент, одна простыня, одна подушка»[350]. Тому и его семье вернули вещи Дадли, а также убившую его пулю со стальной оболочкой. Похоронили его на кладбище неподалеку от ранчо, где он родился. Как сказано в Библии: «Ибо прах ты и в прах возвратишься». На могильном камне написали:

ДЖОН ДАДЛИ УАЙТ-СТАРШИЙ

ШТАБНАЯ РОТА ТЕХАССКИХ РЕЙНДЖЕРОВ

ПОГИБ ПРИ ИСПОЛНЕНИИ…

12 ИЮЛЯ 1918 ГОДА

Спустя две недели после похорон наконец прошел прохладный дождь, омыв прерию. К тому времени Том вернулся в Бюро расследований.

Глава 14 Предсмертные слова

В сентябре 1925 года Уайт, пытаясь установить, что за тайны скрывали Уильям Хэйл и оба его племянника, Эрнест и Брайан, спросил себя, а не раскрыл ли уже эти секреты другой человек — Билл Смит, зять Молли Беркхарт. Именно тот первым заподозрил, что Лиззи отравили, и начал расследовать, не часть ли это более обширного заговора для завладения нефтяными богатствами семьи. Если Смита убили за то, что ему удалось узнать, в полученной им информации, возможно, содержится ключ к разгадке.

Агенты спросили дежурившую в ту ночь медсестру больницы, куда после взрыва дома Смитов доставили Билла, не рассказывал ли он чего-нибудь об убийствах. Медсестра вспомнила, что в бреду тот не раз бормотал какие-то фамилии, но она так и не разобрала какие. Приходя в себя, он казался встревоженным тем, что мог наговорить чего не следовало. Незадолго до смерти к Биллу заходили оба врача — Джеймс и Дэвид Шоуны, а также адвокат. Медсестру попросили выйти из палаты — вне всякого сомнения, не хотели лишних свидетелей. Женщина подозревала, что умирающий мог назвать тогда имя ответственного за покушение на его жизнь.

Уайт, взявший на заметку проходивших по делу Анны Браун братьев Шоун после того, как не была найдена пуля, приступил к допросу всех, побывавших в палате Билла. Позднее их повторно допросили и федеральные прокуроры. Дэвид Шоун признал, что они с братом действительно вызывали адвоката в надежде на то, что Билл назовет своих убийц, но тот не сделал этого. «Даже если он действительно знал, кто его взорвал, он ничего не сказал», — утверждал врач[351].

Один из прокуроров допытывался, почему было так важно, чтобы медсестра вышла из палаты. Шоун пояснил, что, мол, медсестры «обычно выходят из палаты, когда там появляется врач»[352].

— Следовательно, она лжет, утверждая, что вы ее об этом сами попросили?[353]

— Нет, сэр. Если она так говорит, значит, так и было, — ответил Шоун. Он заявил, что готов хоть дюжину раз повторить под присягой, что Билл так и не назвал своих убийц, и, показав на свою шляпу, добавил: — Это подарок Билла. Мы были друзьями.

Джеймс Шоун, брат Дэвида, стоял на том же, заявив прокурору:

— Билл не говорил, кто его подорвал[354].

— Он должен был признаться.

— Он не сказал ни слова.

Когда спросили адвоката, тот также настаивал, что понятия не имеет, кто несет ответственность за подрыв дома Смитов.

— Для меня это дело — сплошная загадка, джентльмены, — сказал он[355].

Однако когда его подвергли перекрестному допросу, он признался, что Смит в больнице сказал следующее: «Знаете, у меня в этом мире только двое врагов»[356]. И назвал имена «короля Осейдж-Хиллз» Уильяма К. Хэйла и его племянника Эрнеста Беркхарта.

Повторно опросили Джеймса Шоуна, и тот наконец вынужден был признать:

— Я бы не стал утверждать, будто он говорил, что Билл Хэйл взорвал его дом, но он действительно назвал того своим единственным врагом[357].

— А что он говорил об Эрнесте Беркхарте? — напомнил прокурор.

— Сказал, что он тоже его враг наряду с Биллом Хэйлом.

Шоуны близко знали и Хэйла, и Беркхарта, поскольку на протяжении долгого времени были врачами обеих семей. Вскоре после разговора со Смитом один из братьев сказал медсестре, что Брайан Беркхарт заболел, и попросил ее сходить к нему. Та согласилась. Когда она пришла, появился Хэйл. Он посовещался о чем-то с Брайаном, а потом обратился к медсестре. Обменявшись с ней несколькими ничего не значащими словами, Хэйл поинтересовался у нее, не назвал ли Билл Смит перед смертью имен своих убийц. Та ответила: