Убийца теней - [37]

Лорк вдруг поймал себя на том, что как что-то очень дорогое прижимает рукопись Талвеона к груди. Нет, не сможет он ее сжечь, как узник советовал. Но ведь и правда опасно ее у себя оставлять, и для него самого, и для Талвеона...

Вот как получилось: думал Лорк утешение, разрешение своих сомнений у узника этого найти, а нашел еще большие сомнения. Теперь от бунтарских мыслей, от мятежных дум и вовсе голова разрывается. Невозможно дольше в четырех стенах сидеть, словно тоже в камере... На волю выйти надо. Но рукопись тут бросать нельзя. С собой только ее взять остается.

Нашел Лорк в своих вещах пустую ладанку, свернул в несколько раз листы, потуже сдавил в ладонях, спрятал в полотняный мешочек и на шею повесил. Теперь на груди рядом - медный знак двухбережной веры и ладанка эта. Вот уж соседство - старннее не придумаешь...

О, а сколько же времени сейчас? Кажется, давно уже часы били... который час? Неужели четвертый дневной? А сегодня среда, середина недели, и все братья и сестры должны в главный городской храм на общую молитву явиться. Это в остальные дни можно помолиться и в обители, а дважды в неделю, в среду и в воскресенье, в главном храме большие службы бывают, и всем нужно туда ходить. А он опоздал, и к окончанию не поспеет теперь... Но слишком уж сильна многолетняя привычка - не смог Лорк намеренно службу пропустить. С таким большим опозданием все равно на Букетную площадь отправился.

***

У ворот городской тюрьмы Ярлу ожидала неудача. Стражник уперся: письмо письмом, пусть даже с герцогской печатью, но это ведь только приглашение в город прибыть. С одной такой бумагой никак нельзя к этому узнику постороннего провести. К другому какому, может, еще и можно бы, но к этому - никак: случай очень уж особый. К нему только двухбережных братьев пускают, да расследователей, да самого на допросы водят, и все. Поэтому если уж так надо, нужна особая бумага разрешительная.

Ну что ты с этими любителями бумажек будешь делать! Злость, конечно, Ярлу взяла - да толку-то... Отправилась в советный дом, чтобы там у писаря, того, с гусиной шеей и петушиным голосом, или у какого еще обзавестись разрешением. Но на Букетной площади, до цели своей не доходя, остановилась. Куда это толпа народу идет - знатные горожане, в бархат разодетые, и бедные, в штопаных обносках, мужчины и женщины, дети и старики? И двухбережников много - эти двумя отдельными кучками движутся, в одной братья, в другой, поменьше, сестры. А, ну да, середина недели, в главный городской храм на большую службу лореттцы идут. Как раз напротив советного дома этот храм, с колоннами, с высокими башенками.

В многоголосом гомоне толпы слух Ярлы несколько раз отдельные отчетливые слова выхватил - "проповедь" и "отец Воллет".

Воллет. Это имя она от Лорка слышала. Это тот самый двухбережник, что в коридоре советного дома ее убийцей назвал. Тот, что на заседании старшинства сидел по левую руку от герцога Хосвейна. Первый священник Лоретта. Сегодня он не только большую службу провести, но и проповедь сказать собрался...

Ярла замерла в раздумье. Мгновение назад самым важным ей казалось во что бы то ни стало увидеть этого узника, Талвеона Эйрского. Но теперь что-то заставляло ее медлить. Что? Неужели то самое чутье сумеречного охотника, подсказки которого она все последнее время ждала?

Колебания продолжались недолго. Вместе с другими лореттцами Ярла вошла в храм.

Он был достаточно велик, но людей собралось столько, что внутри сделалось тесно. Для именитых горожан были поставлены скамьи, остальным предстояло слушать службу стоя. Уже один этот порядок неприятно задевал Ярлу, когда она заходила в храмы двухбережной веры. Святые братья говорят о добрых делах, но делят прихожан исходя из их достатка. Хорошо хоть сами не садятся на скамьи, стоят в специально отведенных галереях по сторонам молитвенного зала, мужчины в правой, если смотреть от входа, женщины - в левой.

Строгая красота зала, впрочем, вопреки всему наводила на возвышенные мысли. Но не прогоняла скепсис полностью. Да, явной, кричащей роскоши в убранстве храма нет, но ходили слухи, что некоторые верховные двухбережники, восхваляя бедность на словах, в тайне скапливают немалые богатства. И вряд ли эти слухи безосновательны. Но не из-за этого Ярла питала к иерархам двухбережной веры неприязнь. Все было намного проще. В силу своих врожденных способностей она не могла относиться к ним иначе, как к людям, которые не только сами желают жить в заблуждении, но вводят в заблуждение многих других. Слишком уверены они в своем учении как в единственной и окончательной правде. Сколько мужчин и женщин, веря им, незаслуженно страдают, мучаются страхом и чувством вины? Страх и чувство вины - две ужасные силы, которым люди поддаются чересчур легко. Которые гасят в душах свет, повергают в уныние и лишают созидательных способностей. Двухбережники часто используют эти силы как свое оружие. Выгодно используют, чтобы добиться большей власти.

Знатные лореттцы уже расселись на скамьях. Стихли разговоры, с балконов, расположенных под потолком зала, зазвучала музыка. Первый священник, встав у алтаря, прочел четыре строки молитвы, которой полагалось открывать большую службу и сделал паузу. Нестройный многоголосый хор прихожан повторил четверостишие. Первая молитва, вторая, третья, таинство в честь сотворения мира между Двух Берегов - с преломлением символического изображения единого мира, сделанного из необожженной глины. В честь правобережных духов - с возлиянием воды и зажжением свечей. Наконец, четвертая молитва и пятая. На этом большая служба обычно заканчивалась или же, как сегодня, продолжалась проповедью.