Убийца. Пьесы - [28]
АНДРЕЙ. Че-то не врубаюсь…
МУЖЧИНА. Я говорю о ваших видениях.
АНДРЕЙ. Каких видениях?
МУЖЧИНА. Вашей погибшей жены. И дочери.
Андрей разворачивается и медленно идет к двери в соседнюю комнату. Открывает ее и долго стоит в дверях. Потом подходит к мужчине и одним ударом опрокидывает его на пол. Мужчина кричит, Андрей наклоняется и бьет его правой рукой снова и снова, пока он не перестает кричать.
История 3
Владимир
Галина
Берег реки. На скамейке сидят Владимир и Галина.
ВЛАДИМИР. Нет, правда, я рад, что ты приехала. Ты, наверное, обижаешься на меня. Я хочу, чтобы ты знала, что я… я хотел… я думал о том, как было бы лучше для тебя. Ты молодая, красивая. Я думал, без меня тебе будет… ну, проще, что ли. Чтобы время на меня не терять. И деньги не тратить. Я думал – тебе надо карьеру делать, семью создавать, детей рожать. А от меня какой толк? Я сначала повеситься хотел или вены вскрыть. Но только это опять был бы геморрой для тебя. Я-то свои проблемы решил бы за один раз. А тебе опять расходы – похороны, экспертизы всякие – я там не знаю, что еще с покойниками делают. Да я и боялся, если честно. Вот я и решил, что я ведь могу и просто уехать. Куда-нибудь, чтобы ты не нашла, если бы даже захотела найти.
А куда я мог уехать? Здесь по крайней мере дом родительский. Они давно в город перебрались, а дом стоит. Обои старые, а так я протопил, подсушил немного и жить можно. Денег я взял половину, чего там оставалось. Все по честному – четыреста тебе и четыреста мне. Я думал, мне хватит. Здесь же расходов мало, только на хлеб, а я его почти не ем. Я когда уехал? Ты не помнишь? В мае? Или уже июнь был? Помню, что жарко очень было. Я в поезде плацкарт взял, чтобы подешевле. Устал, дорога тяжелая. Приехал, два дня встать не мог, отсыпался, отдыхал.
Потом начал немного домом заниматься, полы помыл, прибрался, посуду нашел. Кашу себе сварил гречневую. Из дома выходить стал, сначала во двор, потом даже до речки. Не купался, так, по колено заходил. Хотя потом и купаться стал, хотя мне и нельзя. Думаю, а, пофигу, все равно теперь никто ничего не скажет.
В огороде все заросло. У соседей, гляжу – грядочки по линеечке, клубника, морковка. Мне все равно делать нечего, я огороде ковыряться начал. Картошку посадил, лук, укроп, огурцы, морковку, хотя и поздно уже. Но ничего, все выросло, я с середины лета со своими огурцами жил.
Тебе как тут у нас? Видишь, какой лес? Сейчас здесь хорошо, весной – вообще сказка. Вот осенью и зимой или когда дожди – тогда вид скучный. Деревья вокруг и тучи сверху. Давит. Клаустрофобия начинается. Я специально на этот случай водки купил. Как дождь, я на крыльцо сяду и водку пью. Нормально, даже весело. Много не пил, конечно, знаю, что нельзя. Полстакана наливал и пил по глотку в полчаса. Как раз чтобы хорошее настроение поддержать. Курить пробовал – нет, сразу кашель.
С соседями я почти не общаюсь, так, здороваюсь. Меня их дела не касаются, а их – мои.
Книжки нашел в сарае. Некоторые подмочило, все страницы желтые, а некоторые нормально, можно читать. Почитал, молодость вспомнил, мечты свои – как писателем хотел стать. Я не помню, я тебе рассказывал или нет? Я в шестнадцать лет написал целый чемодан стихов. Ну, то есть, не совсем чемодан – такой, чемоданчик из-под аккордеона. Маленький такой, черный. И поехал в Волоковец, в издательство. Хотел предложить, чтобы книжку напечатали. На вокзале пошел за обратным билетом, поставил чемодан на пол, пока билет покупал – руку опускаю – а чемодана нет. Украли, суки. Вот обломались потом, наверное. Думали, аккордеон, а там стихи. Да еще фиговые такие. Я тогда сильно расстраивался, а сейчас рад, что не опозорился в издательстве. Стихи у меня были совсем фиговые. Такие, под Маяковского. Я тогда футуристами увлекался. Было что-то вроде: «Шаг, шаг, еще один шаг. Ночь, снег, универмаг». Графомания, короче. А в институте я уже рассказики писал. Под Стивена Кинга, ужастики. Про муравьев-людоедов и про отражение в луже, которое убило своего хозяина. Ага, тоже, короче, графомания.
Вот. И тут я чего-то сидел-сидел. А, да, я нашел в сарае роман один. Я не знаю, читала ты или нет – «Воспитание чувств» Флобера. Я его, оказывается, раньше не читал, только «Госпожу Бовари» в институте. А тут чего-то прочитал и думаю, чего мне терять? Я же всю жизнь мечтал роман написать. Так почему не сейчас? Мне-то все равно уже, Даже если не получится, так хотя бы самому удовольствие получить. Я так, особо серьезно об этом не думал, но нет-нет, да и задумывался. И один раз взял, сходил в магазин – он здесь один, как раз тот универмаг, из стихотворения. Купил общую тетрадь. В клеточку. Мне всегда больше в клеточку нравились тетрадки, чем в линейку. В общем, сел писать. Вот, прямо как у Флобера, всю свою жизнь стал описывать.
Сначала детство, родителей, дедушек с бабками. Хулиганства всякие свои, потом школу. Представь, я с третьего класса ни с кем не разговаривал. Парни все хотели стать шоферами, а я один – космонавтом. Книжки читал про космос, Ярослава Голованова, «Дорогу на космодром», про Группу Инженеров, Работающих Даром. Ракету собирал в сарае. Пацаны меня за это лупили. Ага, и сейчас все они шоферы, а один я – неудачник, так и не стал космонавтом. Потом институт. Я почти сразу в газете стал работать – думал, мне это поможет, как будущему писателю. Вот тут-то я и накололся. Газетчиком-то я стал, и вроде бы даже неплохим, а писателем – нет.
В сборник вошли пьесы, написанные в 2005—2019 годах. Практически все пьесы, представленные в сборнике, были поставлены на сцене в России и за рубежом.
В книге публикуются произведения, участвовавшие в первом фестивале «Новая пьеса для детей», который состоялся 5–7 января 2015 года на Новой сцене Александринского театра. Были представлены образцы современной пьесы для детской и подростковой аудитории не только молодых авторов, но и добившихся признания опытных драматургов: Максима Курочкина, Павла Пряжко. Наглядным образом участники фестиваля доказали, что театр для детей и подростков может стать интересным не только для юных зрителей, но и для взрослых.
Занимательность, живость письма и остроумие не совсем те свойства, которых мы по умолчанию ждём от книги, озаглавленной «Букварь». Была бы доходчивой и полезной, и на том спасибо. Однако «Букварь сценариста» Александра Молчанова — редкое исключение из этого правила: внятный, удобный и по-хорошему утилитарный, он в то же время послужит изумительно приятным, остроумным и увлекательным чтением, в том числе для тех, кто даже в самых честолюбивых мечтах не видит себя в роли сценариста, пружинисто шагающего по красной ковровой дорожке навстречу заслуженной награде.Книга Александра Молчанова — удобный самоучитель по сочинению сценариев для тех, кому это нужно, и увлекательная анатомия кино для всех остальных.
Страшные девяностые закончились, но поделены еще не все деньги и сферы влияния. В городе идет жестокая борьба за власть, в которую оказывается вовлечен молодой писатель. Победит ли тот, кто сумеет заставить его сказать правильные слова? Что важнее для него самого – принять сторону сильного и потерять себя либо пойти против всех, выбрав собственный путь? Писателю придется решать, что для него важнее – новая книга или новая жизнь.
5 февраля 1971-го года. Москва. Ваганьковское кладбище. Возле одной из могил собираются люди в строгих серых костюмах. Они ставят рядом с оградой шесть фотографий в рамках, раскладывают перед ними цветы, зажигают свечи.– Васильев, Стариков, Смирнов, Ласковой, Власов, Зябликов….Напротив кладбища останавливается машина. Опускается боковое стекло. Кто-то фотографирует людей на кладбище. Один из них оглянулся и заметил машину.– Они здесь, быстро, уходим!
1996 год. Журналист областной газеты приезжает в северный поселок, чтобы написать о загадочном исчезновении школьницы, и обнаруживает целый мир — со своими мировыми обидами, мировыми войнами и совсем не мирными сказами. Здесь, в настоящей России, все наизнанку: слово насыщает, как яблоко, от снов загораются дома, а убитые выходят из огня, чтобы отомстить обидчикам. Редакционное задание превращается в охоту, и газетчик уже сам не знает, кто он — преступник, жертва или сказочник.