Убийца не придет на похороны - [19]

— И погода вроде бы ничего, а клева нет, — стряхивая пепел прямо в воду, сказал четырнадцатилетний Игорь и поглубже натянул на голову вязаную лыжную шапочку.

— А что ты хотел, — сказал его приятель, удобнее устраиваясь на доске, — только выплыли, только якоря бросили, а ты хочешь, чтобы сразу клевать начало. Так не бывает.

— А мне кажется, тут место гнилое, Коля, зря сплавлялись, — сказал Игорь и далеко щелчком пальцев отбросил сигарету. Та зашипела и погасла. Затем мальчишка принялся следить за тем, как течение медленно понесло ее в туман.

— Нормальное место, — сказал Николай, — лучшего места на этой реке нет. И от моста далеко…

— Вот, надо было бы, наверное, под мост, — тут же подхватил его друг, — там всегда клюет.

— Да что ты! Там же поезда грохочут, машины носятся. Ну его к черту, под мостом ловить. Мы как-то с Витькой Рыжим сидели там… Так какой-то козел на машине ехал, бутылку в окно швырнул, так Рыжего эта бутылка чуть не убила. В плечо как заехала, так у того рука три дня не поднималась.

— А, так ему, придурку, и надо!

— Да к тому же там, под мостом, течением сносит, и якоря не помогут.

— Эй, эй, — вдруг воскликнул Игорь сдавленным приглушенным голосом, — смотри, поплавка твоего нету!

Колька схватился за телескопическое удилище, уверенно подсек. Его рот тут же открылся, глаза сузились, брови сдвинулись, как говорят, стали домиком.

— Не дыши.

— Чего уж.

— Молчи.

Он втянул голову в плечи, покрепче сжал пальцами удилище, катушка затрещала, леска начала уходить.

— Ого, гадина, большая! — с присвистом выдохнул из себя Колька. — Давай, давай скорее подсачек, я ее сейчас, суку, вытащу.

— Тихо, не спеши, уйдет ведь!

Юные рыбаки возбудились, они явно не ожидали столь скорого начала клева, тем более, представить не могли, что не пройдет и двадцати минут, как они станут на якорь, и сразу же возьмет большой лещ. А то, что это был большой лещ, парни не сомневались. Кому же еще здесь быть, если ловишь на червя и на такой глубине?

— Давай его, тихонько, осторожнее… Нежно, нежно, — приговаривал Колька, глядя на натянутую, как струна, леску, которая разрезала воду, уходя то вправо, то влево.

— Притормози катушку!

— Не учи, сам знаю! — зло крикнул Колька, а затем грязно, насколько умел для своего возраста, выругался.

Горящая сигарета прилипла к нижней губе и вид у Кольки был яростный, словно там, на крючке, в темно-свинцовой воде, на глубине двух метров была не рыбина, а гигантский аллигатор. А ему предстояло, зажав в зубах нож с огромным сверкающим лезвием, броситься в ледяную воду и там закончить поединок.

— Ну, давай же, давай!

— Чего уж, как получится.

— Сорвется, убью.

— Что могу, делаю.

— А ты через не могу.

Удилище дрожало в руках рыболова, оно еще так и не разогнулось. Лещ, не останавливаясь ни на секунду, тянул в глубину.

— Давай, давай же! Что ты тянешь, мямля, сейчас же уйдет!

— Не уйдет, не уйдет, — Колька, придерживая немного удилище левой рукой, принялся наматывать леску на катушку по сантиметру, по два, забирая леску, подтягивая рыбу к лодке.

Игорь уже стоял наготове. Он держал в руках подсачек и был готов в любой момент им воспользоваться. Он не смотрел на поплавок своей удочки, который подрагивал, качаясь на волнах, был всецело поглощен поединком друга с большим лещом.

— Килограмма два, наверное, не меньше, — сказал Игорь.

— Не звезди ты сейчас, сорвется! Не каркай под руку! Ворона.

Наконец лещ показался на поверхности. Он действительно был большой, но не настолько, как представляли себе Игорь и Колька. Лещ был килограмма на полтора с темной спиной с почти черным хвостом.

Едва рыба коснулась поверхности, как тут же замерла, хватанув воздуха, и Колька принялся ее потихоньку подтаскивать к плотику. Тот, будучи неустойчивым от природы, накренился, готовый вот-вот перевернуться.

— Тише, тише, откинься назад!

То, что на помосте уже плескалась вода, парней ничуть не смутило.

— Давай, давай, тише!

Игорь смотрел на голову рыбы, вернее, на ее рот, где виднелся черный крючок, державшийся за кончик губы. Он хотел сказать другу, чтобы тот был поосторожнее, что крючок едва держится, но побоялся брякнуть под руку, побоялся гнева и грязных ругательств. Он лишь подался чуть-чуть вперед, покрепче взял в руки подсачек.

— Ну же, ну, еще на полметра!

Когда до подсачка оставалось сантиметров тридцать, Игорь набрал полные легкие воздуха. А Колька все это время не дышал, затаился, медленно подтягивая серебристого леща к плотику.

— Давай, хватай, бери его! — выдохнул в конце концов Колька.

— Беру.

И Игорь, подставив подсачек, поднял его вверх. Лещ забился в сетке, зазвенела леска, и поплавок, описав дугу в воздухе, просвистел над головами рыбаков.

— Сорвался! — еще не поняв, выкрикнул Колька.

— Да ни хрена не сорвался, сидит. В сетке он, — высоко приподнимая подсачек и волоча его по воде, радостно прокричал Игорь.

— Ля, в самый последний момент. Еще бы чуть-чуть…

— Да я видел, видел, крючок уже на соплях держался, за самый краешек губы. Ничего, повезло.

— Бывает.

Когда леща опустили на дощатый настил, когда возбуждение понемногу спало, руки перестали трястись, Колька наконец-то отодрал присохший окурок от нижней губы. Та треснула и яркая кровь большой каплей, похожей на клюкву, повисла на губе.