Убить зверя - [35]

Идти за Кеном легче, чем я думал. Теоретически я знал, что у него большой опыт в спелеологии и горном деле, но теперь убедился в этом на практике. Он выбирает тоннели и проходы почти не задумываясь, и возвращаться приходится намного меньше, чем если бы во главе отряда шел я. Идем почти не разговаривая. Ходьба в сырых и темных, давящих на психику тоннелях, мало располагает к болтовне. Говорит только Кен, предупреждая о выступах, спусках, подъемах и прочих неприятностях.

Я давно потерял счет пещеркам, тоннелям, поворотам и возвращениям. Мы уже останавливались на несколько малых, и три крупных перевала, когда можно было не только поесть, но и поспать несколько часов, а конца плутанию в недрах горы пока не видно. Последний переход дался нам особенно тяжело. Узкий тоннель, скользкий и сырой от просачивающейся сверху воды, вдруг завершился колодцем, второй выход из которого был где-то высоко под потолком. Взобраться туда, как ни хотелось, не было никакой возможности. Пришлось шлепать назад по довольно длинному тоннелю, изредка наступая окоченевшими ногами в ледяные лужицы.

Когда Кен вывел нас в относительно сухую пещерку где можно было передохнуть, мы свалились без сил на каменный пол и некоторое время просто лежали, не в силах пошевелиться. Но застывшие ноги требовали тепла и приходится вставать, зажигать горелку, варить суп и совершать прочие, ставшие почти ритуальными, действия. После согревающего супа, разложив на камнях около горелки мокрые опорки, устраиваемся на ночлег, хотя маленький шаи крепко спит в своем пузырьке.

Шмяк! Я не знаю, откуда он взялся, и не понимаю, чего он хочет. Мне не видно его лица, но я догадываюсь, что он не отпустит меня, пока не получит свое. В неясных отблесках костра я вижу, как он замахивается для удара, но не могу отклониться. Мои руки и ноги туго привязаны к огромному холодному камню. Шмяк! от удара по голове у меня гудит в ушах, а он, нехорошо усмехаясь, размахивается снова. Шмяк! Что ты хочешь? кричу я ему, но кляп, туго вбитый в рот пропускает только глухое мычание. Шмяк! Я пытаюсь отодвинуть гудящую голову, вжать в плечи. Шмяк! Голос Тези пробивается откуда-то издалека, я не вижу ее, но почему-то понимаю, что она бежит сюда по боковому коридору.

Тези! сюда нельзя! Мычание. Шмяк! Я сознаю, что ее нужно обязательно предупредить, иначе случится ужасное. Собрав всю волю, выталкиваю изо рта тугой комок и ору что есть мочи – Тези! уходи! Беги! Сюда нельзя!

Шмяк! Шмяк! Шмяк! Теперь он бьет меня и по голове и по лицу и кричит почему-то голосом Тези:

– Арт! Арт! Да проснись же ты пожалуйста! Я с трудом открываю глаза и некоторое время с изумлением рассматриваю склонившиеся надо мной встревоженные лица, слабо освещенные светильничком.

– Что случилось?! – хрипит мой голос, сорванный от недавнего крика.

И в этот момент снова – Шмяк! кто-то бьет меня по темени. Во мне срабатывает какая то пружина и я сажусь так резко, что сбиваю не успевших отодвинуться друзей. Впрочем, мои руки, действуя сами по себе, молниеносно подхватывают Тези, а нога, так же быстро приподнявшись, не дает Кену покатится по полу.

– Это с тобой что случилось, орал как резаный! – возмущается он, поднимаясь с колен.

Но я, не отвечая на законный вопрос друга, уже сажаю подальше от изголовья онемевшую от изумления Тези и, нашарив фонарик, направляю яркий лучик на то место, откуда получил последний удар. Уголок пленки, на которой мы обычно спим, приподнимается и оттуда показывается крошечная змеиная головка.

– О боже! – ахает Кен и, отступив на шаг, начинает шарить вокруг себя в поисках подходящего камня.

Смутное ощущение, что уже где-то видел эту тварь не покидает меня. Протянув руку, останавливаю Кена, уже приготовившегося нанести удар и тащу пленку к себе. Ну вот как раз этого то я ожидал меньше всего. Крошечная копия своей матери, длинношеяя черепашка, вертя во все стороны змеиной головкой, сидит на кучке вещей, которые я подложил под голову, укладываясь спать.

– Арт, это что же, ты высидел черепашку?! – Кен уже оправился от шока и готов язвить, – А орал так, что можно было подумать – ты сам ее рожаешь!

– Злой ты и сразу видно, что с отсталой планеты, – огрызаюсь я, – если ваши женщины еще кричат, рожая!

Черепашка, заслышав мой голос, резво слезла с вяленой рыбины и припустила ко мне.

– Что мы с ней делать будем?! – растерянно интересуется Тези.

– Прибьем и сварим супчик! – цедит Кен.

Все-таки он действительно злой сегодня. Но что – же на самом деле мне с ней делать?! А черепашка, преодолев смятую пленку, безошибочно причалила ко мне и, размахнувшись, треснула головой по руке.

– Что это она?! – опешил Кен.

– Не знаю, – устало вздыхаю я, – она мне уже всю голову раздолбила!

Черепашка, подождав немного, снова лупит меня головой.

– И почему ты ко мне привязалась?! что я тебе такого сделал?! – бурчу я, разглядывая настырную кроху.

Черепашка, подняв головку, вполне осмысленно прислушивается к моим словам, и, выждав немного, снова лупит головой.

– Послушай, а может она есть просит? – неуверенно говорит Тези.

– Вполне возможно, только кто ж знает, что они едят?! – с досадой отвечаю я, наблюдая как черепашка с какой то безысходностью молотит меня по коленке. Удары становятся все слабее, или это я уже привык?!