Убит в Петербурге. Подлинная история гибели Александра II - [17]

Письмо, полученное императором в Ливадии, было написано в конце сентября, то есть через два месяца после убийства Мезенцева. Как исторический документ письмо анонима появилось в научном обороте только в 1918-м, когда Н.С. Тютчев, копаясь в архивах Третьего отделения, нашел его вместе с другими письмами, среди донесений секретной агентуры Департамента полиции. В публикации на тему писем анонима к императору Александру II неутомимый исследователь Тютчев уловил два характерных момента в тексте писем:

«В конце концов, аноним хотя и старается до конца конспирироваться, но делает это настолько неумело, что почти выдает себя… Автор относительно грамотно пишет, хотя его слог и оборот речи иной раз значительно хромает. Это дает намек на то, что, может быть, автор не сам писал эти письма, а посылал их переписанными кем-либо другим» [13].

Разумеется, письма были переписаны с готового текста наемным переписчиком. В те времена переписка текстов была и профессией, и одновременно одним из видов «малого бизнеса». Не это главное. Автор наговорил про убийцу Мезенцева такие детали, какие можно доверить только близким приятелям: про лошадь, на которой бежал Кропоткин, про Италию, где Кравчинский сидел в тюрьме, и купленный там кинжал. Тютчев никак не комментировал этих явных проколов анонимного письма, сказав только, что мотивом автора, скорее всего, было желание свести личные счеты. Оставим это мнение Тютчева на его совести. Странно другое: ни один из советских историков, ссылаясь на анонимные письма Александру II, никогда не приводил их текстов. В особенности это касается первого письма, полученного императором в Ливадии. И это понятно: прочтение полного текста анонимного автора будит совершенно другие мысли, нежели те, которые навязывают нам историки «освободительной борьбы».

По-своему прочитал письмо императору и генерал Черевин, справедливо полагая, что автора не стоит искать, так как он непременно найдется сам. Так и случилось в Петербурге, когда аноним дал о себе знать именно Черевину, при этом надежным паролем служило своеобразное написание фамилии «Кравченский» вместо «Кравчинский».

Часть III Флаг для убийц

Глава 1 Появление Хозяина

Между тем появился первый след в деле убийства Мезенцева – по Петербургу стали гулять прокламации, в которых преступление брали на себя социалисты-революционеры. Под заголовком «Смерть за смерть» пространная прокламация как бы устраняла из факта убийства какую-либо политическую составляющую, оставляя главным его мотивом месть за казненного в Одессе Ивана Ковальского: «Во избежание всяких недоразумений, мы объявляем во всеобщее сведение, что шеф жандармов генерал-адъютант Мезенцев действительно убит нами, революционерами-социалистами».

Ковальский был расстрелян по решению суда за вооруженное сопротивление полиции 2 октября 1878 года, а утром 4 октября в центре Санкт-Петербурга зарезали генерала Мезенцева. Такая оперативность «революционеров» не имела ничего общего с местью, так как устранение шефа жандармов, по многим данным, долго и тщательно готовилось. Грубая маскировка политического убийства под месть революционеров была такой же заготовкой, как и само убийство. Российский политический сыск из рук императора получил 4 октября 1878 года анонимное указание места собраний социалистов-революционеров и имя убийцы. Первые аресты и обыски прошли в Петербурге в ночь с 12-е на 13-е по трем выявленным адресам и дали обильный материал для расследования. В деле оказался замешанным кружок молодежи без определенных занятий, именовавший себя «Земля и воля». Сейчас трудно охватить весь массив разнообразной «научной литературы», посвященной этой мизерной организации, нищей материально и духовно. Был, однако, автор Осип Аптекман, член этого кружка, оставивший честные и искренние воспоминания, не лишенные некоторой наивности, но от этого не потерявшие достоверности. Главная ценность мемуаров Аптекмана – это описание численности кружка и характеристики отдельных его деятелей [1].

По данным Аптекмана, кружок составился во второй половине 1876 года, и в первый список вошли 25 человек, которые образовали «основную группу». Актив кружка, одновременно являвшийся его «руководством», представляли: Марк Натансон, Ольга Шлейснер (Натансон), Алексей Оболешев и Андриан Михайлов. К основному составу в следующем 1877 году, в разное время, примкнули еще около 20 в Петербурге и несколько человек по разным городам юга России и центральной ее части, образовав филиалы. Вся «Земля и воля» на начало 1878 года насчитывала 61 человек с филиалами, к которым, по словам Аптекмана, примыкало до 150 человек молодежи и рабочих. Организация, едва насчитывавшая 200 членов и чуть ли не наполовину сосредоточенная в Петербурге, до сих пор составляет главный предмет изучения «освободительной борьбы в России XIX века», изучаемый на академическом уровне. «Земля и воля» была однородна по составу: в нее входила сплошь недоучившаяся молодежь с кругозором обозленных неудавшейся жизнью людей. «Литература», с которой они знакомились на своих собраниях, была вся «противоправительственного свойства», то есть примитивным творчеством их же собратьев в виде различных брошюр и прокламаций на злобу дня. Расходы «Земли и воли» во второй половине 1878 года не превышали 500 рублей в месяц, и кружок едва сводил концы с концами [2]. Нельзя не отметить, что постепенно в среде этого сборища, помимо идей «просвещения народа» и критики правительства, стали мелькать дерзкие мысли сопротивления властям, но все это носило чисто эмоциональный характер и выливалось лишь в отдельные всплески. Сам по себе кружок «Земля и воля» не являлся уникальным, а скорее характерным сообществом молодых людей, потерявших финансовую поддержку своих родителей, бросивших учебу и пытавшихся обрести хотя бы какой-то смысл своего существования. Власть относилась к такого рода обществам и кружкам с подозрением и не всегда адекватно. В течение 1877 года прошли два больших политических процесса: «Процесс 50» и «Процесс 193», где «Особое присутствие Правительствующего сената» рассматривало обвинение против молодежных кружков и обществ под углом зрения «организации тайного сообщества с целью ниспровержения существующего строя». Такой подход судебной власти к молодым людям, потерявшим жизненные ориентиры, был неправомерен и несоизмеримо жесток. Нарождавшаяся русская адвокатура проявила на обоих процессах свои лучшие качества, доказывая судьям отсутствие в кружках молодежи организационного начала, революционных программ и элементарного руководства. Так, присяжный поверенный Г.В. Бардовский в своей защитительной речи прямо указывал на отсутствие в кружках элементов организации: