Убит по собственному желанию - [14]

Касатик стакан выпил, а Воля отказалась.

— Я не пью. Мама не велит.

Грузины засмеялись.

— А сколько тебе лет, красавица, что ты ещё маму боишься? — Спросил Тенгиз.

— Шестнадцать, — призналась Воля.

— О, совсем еще молодая!

Под взглядами этих трех пар черных глаз Воле было как-то совсем неуютно.

— Я пойду, переоденусь, — сказала она и пошла к своей одежде.

— О-о! Какой персик! — Сказал Гиви по-грузински.

— Грех его не откусить, — согласился Вано.

— Ну-ка, хватит! — Оборвал их Тенгиз. — Невежливо при гостях говорить на другом языке. Тебя как зовут, брат? — Обратился он к Сергею.

— Касатиком все кличут.

— Закусывай, Касатик. Вот киндза, вот сулугуни, вот бастурма. Гиви, отрежь гостю еще бастурмы. Ты где сидел, Касатик?

— В Воркуте. На пятерке.

— Малолетка?

— Да.

— Племянник у меня там парился две пасхи, Андроник Шанишвили. Не знал такого?

Касатик кивнул головой.

— Как же, знал. В одной роте были, в одной семье жили.

— Вот мир тесен. Давай выпьем за это, Касатик. Мы, выходит, с тобой почти братья.

Они выпили, и Тенгиз кивнул в сторону Воли.

— Твоя подруга?

— Моя.

— Сколько просишь за один раз?

— Ни сколько. Не продается.

— Да ну? Чего так?

— Для себя берегу. Она еще целочка.

— О-о! Хотел кусок за нее предложить, а придется три. Ну что, договорились?

— Нет.

— Какой ты плохой парень. Тебя учили уступать старшим?

— Не во всем. Эта моя девушка.

— Это ты так думаешь, дорогой. Я скажу — и она будет нашей девушкой. Ты что, хочешь пойти против меня? Ты знаешь, кто я?

Касатик облизал губы, но упрямо тряхнул головой.

— Знаю. Но все равно — она только моя.

— А вот это зря.

Тенгиз коротко сказал что-то Гиви, и тот, улыбнувшись, поднялся на ноги. Удар ногой в солнечное сплетение был для Касатика неожиданен и страшен, так что он согнулся от боли, и, упав на бок, захрипел. А грузины все втроем направились к кустам, где переодевалась Воля. Через минуту оттуда послышался женский крик.

Они долго не могли справиться с бьющейся в истерике девушкой, хотя Вано держал ее за ноги, а Гиви за руки. Тенгиз же рвал с нее платье и нижнее белье. Когда одежды на ней не осталось совсем, Тенгиз коротко ударил девушку туда же, куда до этого Гиви бил Касатика. И Воля захлебнулась воздухом и перестала сопротивляться.

— Ну вот и все, дорогуша, — сказал Тенгиз, снимая свои трусы.

В это время из-за кустов показался Касатик. Он едва шел, согнувшись от боли, но в его руках был нож грузин, которыми они только что резали бастурму, и он сразу пустил его в дело. Тенгиз, уже готовившийся получить удовольствие, вдруг увидел, как горло Вано как-то сразу окрасилось красным цветом, и кровь фонтаном ударила во все стороны. Он не успел ничего сказать, как второй удар ножа достался Гиви и пришелся тому в глаз. Гиви взвыл, и, отпустив руки девушки, начал кататься по земле.

— Ты чего творишь! — Закричал Тенгиз на Касатика. — Ты знаешь, что тебя ждет!…

Касатик не стал дожидаться перечня ожидающих его кар, а просто воткнул финку в сердце старого вора. Тот только жалобно всхлипнул и сразу обмяк. Касатик же выдернул нож, и, подойдя к стонущему Гиви, одним ударом в сердце добил и его. Потом он бросил нож, опустился на колени и прижал к себе рыдающую Волю. Все лицо и тело ее сейчас были залиты чужой кровью.

— Ну, ну, что ты, Волечка! Всё прошло, всё хорошо, все эти козлы получили свое. Я же обещал тебя защищать, я все сделаю, чтобы тебя никто не коснулся. Успокойся, успокойся, родная моя!

Воля успокоилась действительно очень быстро.

— Как я сейчас… умоюсь? — Всхлипывая, спросила она. — Я же голая. А вдруг кто-то…

— Сейчас, — успокоил ее Касатик. — Что-нибудь придумаем.

В багажнике машины он нашел ведро, и ему пришлось сходить к реке пять раз, чтобы Воля смыла со своего тела чужую кровь. Затем Воля кое-как связала разорванное платье, сверху Касатик накинул на нее пиджак одного из грузин. Потом они таскали трупы в машину, грузили их на заднее сиденье. В багажник Касатик закинул все, что осталось от обеда грузин, нож и их одежду.

— Садись, — сказал он Воле, заводя машину.

— Ты водить умеешь? — Удивилась Воля.

— Я всё умею, — ответил тот, и действительно, тронул «Победу» с места.

— Куда мы едем? — Спросила она.

— К дядьке, бакенщику, на Макарьев хутор. Нельзя тут машину оставлять.

Они долго колесили по лугам, раз даже застряли в оставшейся после ливня луже, и Воле пришлось толкать тяжелую машину. К дядьке на хутор они подъехали уже в темноте. Андрон Касатонов до того, как стать бакенщиком и поселиться на старом, еще дореволюционной постройке хуторе, три раза сидел, так- что воровские законы знал прекрасно, и Касатик ничего от него скрывать не стал. Не стеснялись они и жены Андрона, глухонемой Евдокии, понимающей своего сурового мужа по малейшему движению бровей или жесту руки. До полуночи дядькам и племянник на лодке вывезли трупы на самое глубокое место реки, топили их с привязанными к ногам боронами. Затем родственники еще час делили добычу, заодно дегустируя свежую самогонку. У грузин при себе действительно оказалось много денег, золота, да и «Победа» могла сгодиться в хозяйстве, тем более что у Андрона была уже точно такая же машина.