Убить одним словом - [18]

– Это невероятно, молодой человек. – Профессор грузно опустился на стул и откинулся на спинку, отрывая взгляд от вороха бумаг с нашими расчетами. У него была привычка дергать себя за волосы, когда он сосредоточивался, и теперь они у него торчали во все стороны.

– Николас Хэйс, говорите?

– Ник.

Он потянул себя за кончик уса.

– Не родственник же Альфреда Хэйса, разумеется?

– Сын.

– А… – Он ухватился за это, как утопающий за соломинку. – Это его неопубликованная работа? Должен сказать, я несказанно впечатлен, что вы хоть что-то в этом понимаете, Ник. Вы на первом курсе, втором?

– Вообще-то я еще не в университете. Что… э-э… подводит меня к подлинной причине моего визита. Мне хотелось бы позаимствовать ваш пропуск в библиотеку. А еще, если бы вы сообщили библиотекарям, чтобы меня ожидали, вы бы мне здорово помогли.

Мне всего-то надо было пообещать вернуться с другими работами моего отца, которые я могу отыскать, и профессор Джеймс чуть ли не силой всучил мне свой пропуск.

– Ник? – В дверь моей спальни постучали. Я оторвался от «Квантовой механики и интегралов по траекториям» Ричарда Фейнмана, величайшего из живущих экспертов по этой теме. Постучали еще раз. Мне подумалось, что стучали и до этого, просто я не обратил внимания.

– Да?

Мать открыла дверь:

– К тебе снова пришли. – В ее голосе слышалось что-то странное.

– Привет, Ник! – Миа протиснулась мимо матери, которая обосновалась на пороге, словно страж.

– Я купила шоколадные капли. Они похожи на виноград, только сделаны из шоколада и… совсем другие. – Она положила коробку на кровать.

– Эм… – моргнул я. Я всегда полагал, что она ходит в школу Элтона, но никогда напрямую не спрашивал. Школьной формы на ней не было, зато она была от головы до ног покрыта атрибутикой готов, одежда на ней была или черная, или еще более черная, вся в молниях; ее лицо было бледным, глаза подведены черным, на губах – очень темная красная помада.

– Привет.

Мать не шелохнулась с места, ее неподвижная улыбка, как и у всех британцев, свидетельствовала о крайней степени неодобрения.

– Привет, – повторил я, забыв, видимо, все остальные слова. Меня накрыло болезненным осознанием того, что я мог рукой дотянуться до моей шерстяной шапки, но надевать ее прямо сейчас было бы чересчур. Вместо этого мне пришлось смириться с тем, что Миа без купюр увидит ужасающее зрелище моей стремительно лысеющей головы.

– Привет, – сказала Миа. И затем, стоило мне подумать, что мы могли застрять в цикле обмена приветствиями вплоть до конца наших дней, она спросила: – Что читаешь?

Вместо ответа я выразительно посмотрел на мать, которая уже и так превысила социально приемлемое время нахождения на пороге минимум втрое.

– Я бы что-то выпил, мам.

Она явно не ожидала от меня обращения «мам», но виду не подала.

– Апельсиновый с…

– Чай, пожалуйста. – Я никогда раньше не просил чай.

– Конечно. – Ее улыбка заняла исходное положение. – И… Миа? Ты хотела бы чашечку… чая?

– Кофе, если вас не затруднит, – улыбнулась Миа. – С молоком и двумя кусочками сахара.

Мать удалилась. Я подождал, пока не утихли ее шаги по лестнице.

– Квантовую механику. – Я поднял в воздух книгу.

– Клево. – Миа села на постель. Ближе, чем друзья обычно садятся рядом с друзьями. Она пахла эфирным маслом пачули. Мне это нравилось.

– О чем же это?

– Ну… Обо всем, в общем-то. Это наиболее точное и полное описание вселенной, которое когда-либо существовало. А еще оно полностью чокнутое. – Я замялся. Я был уверен, что это не то, о чем надо было говорить, когда девушка приходит в гости.

– Еще более чокнутое, чем общая теория относительности? – Миа выхватила книгу из моей мертвой хватки. – Парадокс близнецов сложно переплюнуть.

Я вздохнул с облегчением. Она была одной из наших! Волшебная сила «Подземелий и драконов» притягивала людей, которые знают, как устроен мир. Какое уж теперь дело до вопросов, потерявших свою актуальность.

– Еще более странное. – Миа была права, парадокс близнецов было сложно переплюнуть. Когда Эйнштейн продемонстрировал миру, что время сделано из резины и что для одного человека оно может растягиваться, а для другого сжиматься, вплоть до того, что между ними возникнет разница в несколько лет… это было весьма странно. Но даже Эйнштейна поставила в тупик космическая странность, которую представляет собой квантовая механика.

– Я читал про многомировую интерпретацию.

Миа потянулась к коробке шоколадных конфет.

– Продолжай.

– Ну, в общем, квантовая механика – это одно сплошное сумасбродство, но каждое ее предположение сбывается с точностью до стольких знаков после запятой, сколько мы в силах вообразить. Огромное количество наших технологий основано на ней. Следовательно, нам нужно лишь проглотить это безумие.

– Именно. – Миа отправила в рот шоколадку и протянула мне коробку.

– Помогает с этим справиться то, что можно управлять сумасшествием происходящего в зависимости от того, как ты интерпретируешь теорию. Ни одно из предположений не меняется, и сумасшествие не пропадает: просто принять это безумие – это что-то вроде платы на входе в этот мир.

– И множество миров – это один из вариантов цены? Что это означает? – Она откусила половину глазури от второй капли своими маленькими белыми зубами, обнажив орех.