Вороны! Вечно эти вороны. Они расселись на фронтонах церкви прежде, чем умирающие испустили дух. Прежде, чем Райк прекратил отрубать пальцы и снимать с них кольца. Прислонившись к столбу виселицы, я кивнул птицам. Дюжина воронов выстроилась в одну черную линию, их умудренные глаза следили за происходящим.
Местная площадь заалела. Кровь повсюду: в сточных канавах, на выложенной плиткой мостовой, в фонтане. Люди так окоченели, что сразу было видно — трупы. Одни уморительно вытянули вверх беспалые руки, другие скорчились. Мухи роились над теми, кто еще был способен их отогнать. Одни отключились, другие притворялись, но всех выдавало назойливое стенание.
— Воды! Воды! — Умирающие вечно просят воды. Удивительно, но убийство вызывает жажду и во мне.
Местечко называлось Маббертон. Две сотни фермеров валялись со своими косами и топорами. А ведь я предупреждал, что убийство — наше ремесло. Сказал их предводителю, Бовиду Тору. Дал им шанс, всегда даю. Но нет. Они захотели крови и бойни. И они ее получили.
Война, друзья мои, прекрасная штука. Несогласный — проигрывает. Потрудись я подойти к старому Бовиду, подпирающему спиной фонтан и разглядывающему вывалившиеся на колени кишки, возможно, услышал бы другое мнение. Однако посмотрите, к чему привело его несогласие.
— Нищие деревенские говнюки! — Райк высыпал целую горсть отрубленных пальцев на распоротое брюхо Бовида. Затем подошел ко мне, выставив свою добычу так, словно здесь была моя вина. — Смотри! Одно золотое кольцо. Одно! Такая орава — и одно гребаное золотое кольцо. Хотел бы я оживить выродков, чтобы расправиться с ними снова. Чертовы вонючие фермеры.
И он бы действительно так сделал, злобный ублюдок по натуре, еще и жадный. Я выдержал его взгляд:
— Успокойся, брат Райк. Это не все сокровища Маббертона. — И предостерегающе посмотрел на него.
Его ругань разрушила всю магию окружающей картины; более того, надо быть с ним построже. После сражения Райк всегда на взводе, ему вечно мало. Я дал понять: у меня припасено нечто большее. Нечто, способное удовлетворить даже его. Он что-то проворчал, спрятал окровавленное кольцо и засунул нож за пояс.
Затем подошел Макин и потрепал нас латной рукавицей по наплечникам. Был у него такой талант — сглаживать конфликты.
— Брат Йорг прав, Малыш Райки. Здесь еще много припрятанных сокровищ. — Он имел обыкновение называть Райка «Малыш Райки», поскольку тот был на голову выше любого из нас и раза в два шире. Макин вечно травил анекдоты. Он втюхивал их даже тем, с кем рубился, конечно, если у них оставалось на это время. Ему нравилось наблюдать, как они умирают с улыбкой.
— Каких сокровищ? — полюбопытствовал все еще рассерженный Райк.
— Когда имеешь дело с фермерами, что еще ты всегда от них получаешь, Малыш Райки? — намекнул Макин, выгнув бровь.
Райк поднял забрало, выставив напоказ свое уродливое лицо. Ладно, скорее грубое, чем уродливое. Убежден, что шрамы его только украшали.
— Коров?
Макин скривил губы. Мне они никогда не нравились, слишком толстые и мясистые, но я прощал ему это за анекдоты и виртуозное умение обращаться с цепом.
— Ну, ты можешь поиметь коров, Малыш Райки. Лично я собираюсь найти дочурку фермера или даже троих до того, как остальные перепробуют их всех.
Они отправились на поиски, при этом Райк издал свой коронный смешок «кхе-кхе-кхе», словно пытался выплюнуть застрявшую в глотке рыбную кость.
Посмотрел, как они выбили дверь в доме Бовида, стоявшем прямо напротив церкви. Хороший такой дом, с высокой, покрытой деревянной черепицей крышей и небольшим цветником перед входом. Бовид проследил за ними взглядом, голову ему было уже не повернуть.
Глянул на воронов, затем на то, как Джемт и его слабоумный братец Мейкэл собирают головы. Мейкэл управляется с телегой, Джемт — с топором. Говорю же, прекрасная штука — война. Особенно если ты сторонний наблюдатель. Конечно, от нее воняет. Впрочем, очень скоро мы сожжем тут все, и вонь исчезнет вместе со столбом дыма. Золотые кольца? Для начала и этого довольно.
— Малец! — позвал Бовид. Голос глухой и слабый.
Подошел и встал перед ним, опершись на меч, внезапно почувствовав в руках и ногах усталость.
— Лучше поторопись, фермер. Брат Джемт со своим топором уже близко. Слышишь небось «хрясь-хрясь»?
Казалось, это его не слишком трогает. Трудно чем-то взволновать человека, который вот-вот станет праздничным обедом для червей. Но то, что держался он со мной так непочтительно и назвал «мальцом», раздражало.
— У тебя есть дочери, фермер? Может быть, они прячутся в погребе? Старина Райк все равно разнюхает, где они.
Взгляд Бовида метнулся вверх, пристальный и наполненный болью.
— С-сколько тебе лет, малец?
Опять «малец».
— Достаточно, чтобы распороть твое брюхо, словно толстый кошель богача, — ответил я, разозлившись. Мне не нравится, когда я злюсь. И от этого злость становится лишь сильнее. Похоже, он этого не понимал. Не думаю, будто осознавал даже то, что именно я выпотрошил его не более получаса тому назад.
— Пятнадцать лет, не больше. Не может быть больше… — Слова медленно слетали с посиневших губ на смертельно бледном лице.
