Убить Архимеда - [12]

Это звучит ужасно и дико, но наши же земледельцы сегодня — горою за римлян (именно поэтому варвары так легко заняли всю остальную Сицилию), ремесленники же и эллинская знать — разорились. Чудовищное опрощение, вульгаризация нравов привели… к массовым занятиям проституцией, ибо лишь торговля собственным телом и приносила всем стабильный доход.

Цены же на съестное взлетели практически до небес. Я уже не мог каждый день кормить собственных чад африканскими финиками да экономнее расходовал перец!

Эти римляне… Они хватали и тащили в казармы всех, коего могли заподозрить в занятиях проституцией. И теперь во всем городе, во всех, славившихся радостью и весельем Сиракузах, нет ни одного мужчины с не то чтобы локонами — с длинными волосами! Никто не носит одежд веселых цветов, никто не пользуется духами, или косметикой… «Представь себе, — горько усмехнулся мой друг, — не прошло и двадцати лет с прихода этих скотов, а мы уже все здесь потихоньку стали угрюмыми римлянами».

Помню, как сжало у меня тогда сердце. А еще больше она сжалось, когда после всего этого мой старый друг еле слышно попросил у меня денег, а когда я замешкался, он, не осмеливаясь взглянуть на меня, прошептал, что в казармах его научили такому, о чем я не имею малейшего представления и если я заплачу, он сделает так, что я не пожалею об этом.

На другой день я узнал, что этим промышляют практически все мои прежние товарищи по гимнасию. Но у них не очень хорошо получается, потому что их хлеб отбивают их жены, сестры и дочери. В Сиракузах при римском владычестве оказалось хорошо жить только крестьянам, выращивающим урожай, мастеровым, работающим на этих крестьян да проституткам обоего пола. Через месяц я уже знал наверняка, что большинство моих бывших друзей посещает мой дом не для того, чтобы засвидетельствовать мне свою дружбу, но чтобы «удовлетворить половую нужду» моих же рабов, а прочие — завидуют им, потому что других заработков в Сиракузах нет, а цены на питание сводят с ума.

Если бы я был помоложе, наверное, я бы прочел морализаторскую проповедь насчет такого неслыханного падения нравов, но… Честность требует признать, что относительно благополучное положение моего дома связано только с тем, что я все эти годы был придворным механиком самого Гиерона. Если бы не мое жалованье, боюсь, многим бы женщинам из моей же семьи пришлось, как и всем прочим, жить проституцией. Не хочу думать, что такая участь могла бы постигнуть и моих мальчиков. Вот что такое римское владычество на самом деле. Владычество плебеев…

Боги, да что же это за шум — там внизу?!

* * *

Парни мои чуть ли не голышом из воды полезли на скользкие камни Ортигии. С десяток их сорвалось с отвесной стены и разбилось сразу же насмерть, но — ни один даже не пикнул! Лишь взобравшись на каменный парапет, за коим высились ужасные машины проклятого Архимеда, они сбросили веревки всем прочим, и мы тоже — поползли по отвесной стене вверх из воды.

Хлестал сильный дождь, ноги скользили по камню, а руки не могли уж сжимать жгущие ладони веревки. Затем мы все уже оказались на огромной стене и беззвучно рассыпались по ночной крепости. Грекосы и не ждали нас с этой-то стороны!

Пара точных ударом мечом да небольшая работа удавкой — и гигантские ворота Ортигии медленно распахнули свою бездонную пасть перед остальною нашей когортой. Потом запылали огни, и раздался крик насилуемых богатеек…

Я чуток задержался, распоряжаясь, чтоб поставили караулы, да не жгли, да не грабили. Баб-то — ладно, от них не убудет, а вот за машины да местных механиков — нарушители ответят мне головой!

Пока суд да дело, замешкался я, и ребята мои убежали все на главное развлечение — поимку чертова Архимеда. Шутка ли — тридцать талантов живым серебром за паршивого грекоса?!

Бегу я по этим всем коридорам по дворикам крепости и присматриваюсь, небось этот гад никуда не денется от своих механизмов. И точно, — смотрю, из одного такого вот дворика высовывается такая здоровенная труба и глядит точно в небо. Мне труба на хрен не нужна, но какой дурак, кроме Архимеда, способен смотреть ночью, в дождь, на покрытое тучами небо?

Я остановился, отдышался чуток, подошел… В дверном проеме стояли мужики из моей сотни и странно глядели все на меня. Затем Ларс — спасенный мною этруск — откашлялся и сказал:

— Мы тут с мужиками подумали… Это — твой приз. Ежели кому и суждено получить награду за сию сволочь, так — тебе. Ты — самый достойный из всех нас. Он — там…

Я смотрел на моих верных людей, и к горлу ком подкатил… Какая там вилла на вершине холма… Какой там мне к черту — фонтан?! Вот мое богатство, вот где мои таланты!

Не в силах слова сказать, я обнял Ларса, попытался пожать руки всем нашим, а затем вошел в чертов дворик…

Вхожу, а темно там и тихо. Только запах каких-то духов — у нас на Субуре такими самые дешевые шлюшки мажутся, и то ли сушеными фигами, то ли финиками несет. Я такие вкусности за версту чую — даром что последние полгода на одной чечевице живу. Да протухлой солонине. Всю жратву мы в Рим отправляем — бабам да деткам нашим.

И вот иду я, мечом вперед, а запах такой, что слюнки так и текут, так и текут… Тут, ба, да сбоку от меня какой-то плотный полог, а из под него лучик света!