Убейте льва - [9]

— Двадцать лет нами управляют разбойники с большой дороги, а честные остаются с носом, — говорит он в подтверждение своего тезиса.

У Благодильи, сидящего в президиуме, отвисает челюсть, вытягивается лицо, и, не произнося ни слова, он обводит взглядом присутствующих, словно говоря:

«Вот до чего мы докатились. Вот как мыслит молодое поколение!»

Большинство считает высказывание циничным, но по сути своей справедливым.

— Неграм нравятся плуты, — говорит дон Бартоломе Ройсалес, большой реалист, — а на выборах побеждают с помощью негров.

На всех лицах написано: «Как ни печально, но факт». Пако Придурэхо, юноша тихий и из хорошей семьи, просит слова и говорит:

— Я предлагаю Куснираса.

Собрание оживляется. Начинается дискуссия. Пепе Куснирас, «первый цивилизованный пончиканец», — согласно достопамятным словам Армандо Индюшана, репортера газеты «Весь свет», — пятнадцать лет болтается за границей, обучаясь в лучших университетах.

— У него есть то, что никому не ведомо в Пончике, — культура, — говорит Придурэхо.

— Минуточку, — вмешивается Благодилья, чувствуя себя оскорбленным и лично, и за ближних своих. — Здесь присутствует дон Касимиро Пиетон, кладезь знаний.

Дон Касимиро, сидящий в президиуме рядом с Благодильей, скромно потупляет взор и говорит со снисходительной улыбкой:

— Да, но Куснирас моложе.

Банкаррентос, опираясь на костыли и здоровую ногу, встает и говорит:

— Я поддерживаю эту идею. Кандидатом нецелесообразно быть никому из нас, все мы слишком известны. Нам нужны новые лица, и Куснирас — одно из таких.

— Кроме того, не будучи одним из нас, — говорит дон Бартоломе Ройсалес, выдвигая неоспоримый аргумент, — Куснирас — один из наших.

Дон Бартоломе принадлежит к семейству Роллс-Ройсалесов, которое так прозывается в отличие от других Ройсалесов, у которых нет «роллс-ройса».

— Куснирас ездит верхом, имеет аэроплан, играет в гольф, стреляет оленей и говорит на трех языках, — перечисляет Пако Придурэхо. — Что нам еще нужно?

— И ему тридцать пять лет! — восклицает дон Ремихио Глупесиас, один из старейших умеренных. — Нашу партию может спасти только молодость.

— И никто его уже не помнит! — говорит один из присутствующих.

— И упрекнуть ни в чем не может, — добавляет другой.

— Плохо то, что у него нет здесь недвижимого имущества, — напоминает сеньор Де-ла-Неплохес, никогда не выезжавший из Пончики.

— Он из тех, кто дал деру с деньгами, убоявшись разорения, — замечает дон Игнасио Пофартадо, видно забыв о своем миллионе, переведенном в банк Бильбао. — Они не остались, как мы, чтобы сражаться с обстоятельствами.

Когда Бестиунхитран изобрел Закон об экспроприации, семейство Куснирасов распродало земли, обменяло в Нью-Йорке мешки своих песо на доллары и отправилось жить за границу с намерением не возвращаться.

Пако Придурэхо клянется, что в течение трех недель, проведенных в Уайт Плейне вместе с Куснирасом, не было дня, чтобы последний не вспомнил о Пончике.

— Он очень тоскует по своей земле, — заключает Пако.

— Куснирасы были и есть большие друзья моего дома, — говорит дон Карлосик, — но если Пепе придет к власти, будет ли он блюсти наши с вами интересы?

— Как свои собственные! — обещает Придурэхо.

То ли благодаря энтузиазму, который всегда вызывает свежая мысль там, где она никогда не проявляется; то ли потому, что не был найден иной выход, но умеренные тем вечером постановили предложить Куснирасу стать их кандидатом. Тут же сели за стол и написали ему в послании, что пришли к такому решению, «принимая во внимание его высокую гражданскую нравственность, твердость политической позиции, выразившуюся в добровольном изгнании, на которое он себя обрек, а также его личные высокие достоинства». Но в действительности главным фактором, повлиявшим на исход дебатов, было соображение, высказанное доном Бартоломе радостно и мечтательно:

— Если он прибудет на аэроплане, мы победим на выборах.

Ибо в Пончике никто и никогда не видел аэроплана.

Глава VI. High life [2]

Ангела дубасит по огромному роялю «бессендорфер», купленному ее супругом на распродаже; доктор Убивон, тряся седой гривой, приподнимаясь на высокой ноте со стула и фальшивя, выводит скрипичные фиоритуры; Простофейра играет свою партию скрипки с великим тщанием; старый Варбос заунывно пиликает на альте, а леди Фоппс, оседлав виолончель — так, что видны панталоны, — и выпятив тяжелый подбородок, извлекает звуки из своего инструмента. Все самозабвенно исполняют квинтет великого Лекумберри.

Дон Касимиро Пиетон ожидает, когда придет его черед читать «Оду Демократии», недавно им сочиненную. Кончита Парнасано жует английские галеты, обмакивая их в херес; падре Ирастрельяс клюет носом, Пепита Химерес еле дышит в экстазе, Банкаррентос, уже лет пять добивающийся благосклонности хозяйки дома, не спускает с нее глаз; две сестрицы Даромбрадо скучают, дон Густаво Эскотинес слушает, потому что пришел сюда, чтобы не идти в казино. Все они сидят в венских креслах и составляют публику.

Пьеса заканчивается внезапным визгливым аккордом. Слушатели разражаются аплодисментами и криками «браво».

— Прекрасный концерт! — говорит донья Кончита, стряхивая с себя крошки.