Уайклифф и последнее жертвоприношение - [7]

— Ты решила заняться крокетом, Джессика, или это у тебя называется гольф? — раздался насмешливый голос.

Она чуть не подпрыгнула на месте. Это был Арнольд Пол, органист, у которого она нанялась недавно прибирать в доме. Упитанный, гладкий, слегка самодовольный, он стоял в проходе и, улыбаясь, глядел на нее.

— Да тут дверь заклинило. Одна из наших любительниц цветочков, видать, слишком крепкая дамочка…

— А я тут зашел немножко помузицировать…

Пол прошел к органу и скрылся за занавеской.

Наконец Джессике удалось справиться с задвижкой. Она осторожно захлопнула дверь ризницы и прислушалась к пению органа. Тихая, нежная мелодия, немного странная на ее вкус. Впрочем, Джессика лишена музыкального слуха — что ж поделать? У нее свои проблемы — теперь на очереди туалет при ризнице. На полу тут, конечно, была огромная лужа с плавающими цветочными лепестками, обрывками стебельков и обертки. Несколько оставшихся невостребованными вазочек тоже надо поставить на место.

Когда она вернулась в церковный зал, орган уже замолк, и Арнольда не было видно. Странно. Обычно он всегда прощается, когда уходит. Наверно, он и попрощался, да она не расслышала. Джессика заглянула на консоль, но там было пусто, и клавиатура органа прикрыта крышкой. Неожиданно ей захотелось понадежнее захлопнуть южную дверь храма… Нет, это было бы просто глупо — чего ей бояться?

Распорядок уборки в этот вечер предусматривал еще две вещи: пройтись ветошью по алтарю и кафедре и отполировать факел в руке Христа — чтобы поярче блестел.

Пока она занималась всем этим, ей послышался звук шагов откуда-то из глубины церкви.

— Эй, кто там? — окликнула Джессика.

Она занервничала. Казалось бы, чего ей пугаться в церкви? Она ведь делала то же самое, что и много вечеров подряд, в такой же темноте; а зимой нелегко приходится пробираться по церковному двору, без фонарика не дойдешь… Она снова позвала, но ответа не последовало. Ладно. Джессика снова взялась за работу. А потом появился викарий. Джессика как раз трудилась над полировкой факела.

— Добрый вечер, Джессика. Надеюсь, я тебя не напугал? Я вернулся забрать мой новый псалтырь…

Ну что ж, она была рада его появлению.

Помимо всего прочего, викарий ей был просто симпатичен. А далеко не многим людям на земле дано понравиться ей, вот так. Она считала его человеком очень добрым и праведным; из тех, кто может по грязи пройти и не запачкаться, возможно, даже не замечая этой грязи…

— Я почти закончила.

— Все смотрится великолепно, Джессика, но ведь у тебя всегда получается хорошо… Я просто и не знаю, что бы мы без тебя делали…

Пасхальное воскресенье

На следующее утро, в четверть восьмого, Майкл Джордан, викарий Мореска, пересек улицу со стороны своего дома к церкви.

В свои тридцать девять лет он оставался холостым, а его сестра Селия, несколькими годами старше него, вела их скромное домашнее хозяйство.

Стояло прекрасное, теплое весеннее утро, но в любую погоду, даже в зимнюю вьюгу и темень, и в летний зной, викарий всегда находил прелесть в своем утреннем шествии в храм. Он ощущал себя маленькой частичкой древней христианской традиции, которую в этих самых краях начал когда-то раннесредневековый миссионер Святой Сульен, главный святой храма, несший истинную веру древним кельтам.

Джордан прошел в ворота постройки еще шестнадцатого века и зашуршал подошвами по тропке, посыпанной гравием. Он мельком оглядел речку, весело поблескивающую сквозь кроны деревьев на берегу, и поднялся на паперть с южной стороны церкви. К своему величайшему удивлению, викарий услыхал звуки органа, доносившиеся из зала, точнее, не звуки, а всего лишь один, безобразно скребущий уши звук. В руке викарий сжимал ключ от висячего замка — защита от современных вандалов, — но к вящему изумлению викария, на двери не только не висел замок, но и сама дверь с пустым железным кольцом была приоткрытой.

Он весь задрожал от ощущения святотатства — это чувство, как он считал, было признаком приближения дьявола. Майкл полагал, что сам он, вместе со всем человечеством, ежедневно выходит на борьбу со Злом, которое представляло собой весьма могущественную силу.

Итак, он толкнул дверь и сразу же немного успокоился — он увидел амбарный замок, лежащий на столике рядом с дверью, там, где находилась книга посетителей. Но жуткий вибрирующий звук по-прежнему наполнял весь храм, и от этого у викария непроизвольно затряслись губы. Он боязливо поглядел на консоль, но занавеска скрывала от его глаз того, кто сидел там и безобразничал на органе. Кто же позволил себе такое?!

Викарий машинально встал на колени, глядя на алтарь, и вдруг заметил человеческую фигуру, распростертую на ступеньках алтаря. Ужас викария достиг апогея. Призвав на помощь все свое мужество, он заставил себя пройти по проходу поближе к ступенькам.

Джессика Добелл лежала на спине, наискось вдоль ступенек; она, безусловно, была мертва. Голова ее, повернутая чуть вправо, была проломлена, прямо над макушкой. Волосы вокруг раны представляли собой кошмарное месиво, слепленное засохшей кровью. Но для викария ужаснее крови показалось то, что голубая блуза на Джессике была задрана наверх, обнажая белые груди, а расстегнутые джинсы вместе с трусиками — сдвинуты на бедра…