У врат царства - [9]

Йервен. Конечно, знаю. Об этом идут всевозможные толки. После его ухода ты послал ему резкое письмо?

Карено. Hет. Это неправда. Я только защищался. Я написал то, чего не успел высказать в разговоре. Несколько слов.

Йервен. Да, об этом говорят. А книга подвинулась?

Карено. Три четверти ея сегодня утром я отнес к издателю. Посмотрим, возьмет ли он ее. Он обещал дать ответ через несколько дней. А ты уже доктор. Поздравляю.

Йервен (с напускной веселостью). О, да, конечно. Я уже доктор. Я так счастлив. Хо-хо!

Элина (входить). Вот приятная неожиданность!

Йервен (ей навстречу). Добрый вечер! Простите, что пришли. Но долго мешать мы не будем. И не нагоним скуки; мы все народ веселый.

Элина. Это правда. Милости просим.

Йервен (представляет). Итак, прошу внимания, госпожа Карено. Это моя невеста. Ее зовут Наталия Говинд. Но так как мы с ней большие друзья, я называю ее просто Натали. Ей это больше нравится.

Говинд (слегка ударяя его). Лгунишка!

Йервен (представляет дальше). Вот это совсем другой экземпляр, по имени Эндрэ Бондесен. Кaк вы видите, мужчина в цвете лет. Как вы не видите, — интересуется решительно всем. В настоящее время его мысли заняты тем, к лицу ли eму полосатые брюки.

Бондесен. Ты решил сегодня быть злым.

Элина. О, нет, Йервен никогда не бывает злым. Он приносит с собой столько радости, что…

Йервен. Радости? Благодарю вас.

Бондесен. В последнее время он сделался очень злым!.. Он сердится на всех и даже на самого себя. Не знаю, что с ним сделалось.

Говинд. На меня он не сердится.

Элина (к ней). Не снимете ли вы шляпу и кофточку?

Говинд (снимает).

Элина (садится рядом).

Карено. Господа, снимите ваши пальто. (Мужчины снимают. Б о н д е с е н садится к дамам).

Йервен. Ну, конечно, Бондесен уже присоседился. Он в вас влюбился, госпожа Карено. В этом нет никакого сомнения. Но не доверяйте ему, потому что его страсть длится только двадцать четыре часа. Она исчезает в один день.

Элина (смеется). Я постараюсь сделать так, чтобы она длилась дольше.

Бондесен. Благодарю вас.

Элина (бросая взгляд на Кapeнo). Не знаю, за что вы меня благодарите.

Бондесен. 3а то, что вы так прекрасно ему ответили.

Элина. А! Я думала, за то, что хотела продлить вашу стpacть.

Бондесен. Это не стоило бы вам большого труда.

Элина. Я думаю, вы все-таки из теx, кого трудно удержать.

Карено (к Йервену). Профессор вчера очень тепло отзы-вался о тебе.

Йервен (коротко). Да?

Карено. И хвалил твою диссертацию. Но он сказал, что… я его не совсем понял — о каком-то перевороте он тебе, о полном перевороте.

Йервен (вздрагивает). Переворот?

Карено. Он сказал, полный переворот.

Йервен. Какой переворот? Я не понимаю… ЧтС он этим думал…

Карено. Я не успел спросить.-

Йервен. Не знаю ни о каком перевороте.

Карено. Ну, разумеется. Вероятно, он имел в виду тон твоей работы. Изложение стало спокойнее.

Говинд. Надеюсь, другой перемены в те6е нет? чтО Карстен?

Йервен. Насколько я знаю — нет.

Говинд. Надеюсь.

Йервен (раздраженный). Не будем говорить об этом. Уф!

Бондесен. Вот видите. Он теперь не щадит caмoгo себя.

Йервен. Впрочем, профессор Гюллинг, — не хочу об этом говорить; он либерален и гуманен. (Обращаясь к Карено.) Э… гуманен, чтС? Он так высоко ценит людей, видит в них, как он выражается, «начало добра», охотно выслушивает возражения: и готов с ними согласиться. Да, гуманен в высшей степени. Но он неинтересен.

Кapeно. Конечно, нет.

Йервен. Нет, он неинтересен. Критикует Гегеля, консервативную политику и учение о святой Троице, защи-щает женский вопрос, и всеобщее избирательное право, и Стюарта Милля. Вот он весь. Либерал в серой шляпе и без грубых ошибок.

Кapeно. Да, видишь ли, он принадлежит к другой школе.

Йервен (с жаром). Конечно. Он принадлежит к другой школе. К другому направлению. Он делает значительное лицо, и, судя по его книгам, ему все ясно. Это наглость — быть таким спокойным, как он, и, чтО бы ты ни говорил, мне все равно.

Карено. Я тебе вовсе не возражаю.

Йервен. Ах, нет? Мне показалось, что ты… Значит, нет…

Карено. Конечно, нет. Профессор Гюллинг и я, мы стоим на двух противоположных полюсах. Ты должен был слышать его вчера; он не очень церемонился с моей немецкой статьей. Он в ней камня на камня не оставил.

Йервен. А он не говорил о 1814-м годе?

Кapeно. Нет. Почему?

Йервен. Обыкновенно говорит. «Самое значительное явление после 1814 года»; — говорит и повторяет это в продолжение двадцати лет о каждой вещи.

Карено (смеется). Это верно. Я это тоже слышал.

Йервен. Ты видел его жену? Его последнюю жену, хочу я сказать. Тонка, как бочка.

Бондесен. Ты думаешь, — толста, как бочка?

Йервен (оборачивается и смотрит на него). Да, я думаю, тол-ста, как бочка. Ты, Бондесен, человек логики. Если кто-нибудь скажет, что два и три — пять, ты непременно ответишь: «Нет, два и два — четыре».

Бондесен (к Элине). Ответьте ему еще раз за меня. Тогда он замолчит.

Элина. Если бы я действительно могла хорошо ответить.

Бондесен. Это вы умеете.

Элина. Тогда лучше я скажу это вам.

Говинд (шутливо). Может быть, мне уйти?

Элина. Нет, я ведь не скажу. (Бросив взгляд на Карено.) Я должна сперва узнать, что вы за человек.

Бондесен.