У ворот Северина - [7]

В этот момент остервенело залаяла собака, заскрежетала по натянутой проволоке железная цепь. Валериу замер на полуслове. Ребята испуганно переглянулись. Дана почувствовала, как сердце забилось сильно-сильно, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди. Она сжала руку Лилианы, а та, дрожа как в лихорадке, инстинктивно закрыла лицо руками, чтобы не видеть, не слышать, не знать ничего, что неминуемо здесь случится. Им впервые приходилось переживать такую страшную минуту. До этого никто и никогда не обнаруживал места их встреч, не нарушал мирного хода собраний, все проходило гладко, будто и не надо было опасаться полиции. И вдруг…

— Бежим! — сказал Павел и поспешно надел сандалию. — Через минуту только нас и видели!

Словно по команде, они повскакали с мест. И снова, затаив дыхание, застыли безмолвно, как изваяния. Непонятно было, что делать. Они растерялись. Танца начала тяжело вздыхать, вытирая тыльной стороной ладони катившуюся по щеке слезу. Увидев это, Максим рванулся к ней, схватил за руку, повернул к себе лицом:

— Малышка, да что с тобой? Ну нее, перестань!.. Товарищ Валер, — обратился он к секретарю, который стоял перед ними напряженный и суровый, — посмотри, как плачет эта малявка, можно подумать, у нее умерла родная мама…

— Тсс, оставь ее в покое!

Валериу обогнул стол и подошел к окну. Осторожно слегка отдернул занавеску и внимательно осмотрел двор. Никого не было видно в этот знойный полуденный час. У забора торчала прогнившая, покосившаяся собачья будка, перед ней была накидана куча соломы; чуть подальше — перевернутый стул, без ножки, с разбитой спинкой, таз с отлетевшей эмалью; около шелковичного дерева крутилась стайка цыплят, они клевали тутовые ягоды вслед за наседкой, которая важно вышагивала, высоко держа голову, останавливаясь только, чтобы проверить, здесь ли ее птенцы. Собака вернулась от ворот, успокоенная, с опущенным хвостом, таща за собой длинную ржавую цепь, улеглась на соломе перед будкой, мордой на передние лапы, и застыла. Полежав какое-то время, она неожиданно подняла голову, потом встала и снова залаяла в сторону улицы. Сквозь этот лай донесся звук губной гармошки.

Валериу поднял руку, что означало — тихо, ни слова; все снова напряглись в ожидании неведомого.

— Слышите, гармошка! — сказал он тихо и кивнул в сторону окна.

— Это Лика, — прошептал Аурел и подошел к окошку. — Значит, нам надо…

— …бежать! — взволнованно продолжил Ромикэ. — Павел прав…

— Тсс! Спокойно, товарищи! Кажется, слышны голоса.

И действительно, во дворе отчетливо прозвучал высокий девичий голос, звавший, видимо, кого-то из соседей:

— Доамна Попеску! Доамна Попеску! Вы дома?

— Это сигнал! — прошептал Валериу, не отрывая лица от оконного переплета. Потом повернулся и сказал глухим от волнения голосом: — Товарищи, мы в опасности! Надо уходить! По одному, без шума, как можно более скрытно. Помните, о чем мы договорились: в случае ареста — ни звука!

Момент был критический, ничего подобного они никогда не испытывали. Страх, нервное напряжение — ребята были на пределе. Лица их осунулись, побледнели, глаза неотрывно смотрели на Валериу.

— Договорились, друзья, — повторил секретарь и за руку попрощался с каждым, стараясь вселить в них бодрость и мужество.

— Будь спокоен, товарищ Валер, — заверил его Максим, затягивая ремнем солдатские брюки, — наша комсомольская клятва нерушима!

— Я знаю, как отсюда выбраться, — поспешил сообщить Аурел. — Через кухню, оттуда — в деревянный сарай. Там я присмотрел доску, которую можно отодвинуть. Пролезем в щель и через соседний двор прошмыгнем на другую улицу. Пиус, иди первым, ты дорогу знаешь. Давай, боксер!

— Пойдешь с кем-нибудь из девушек, — остановил его Валериу. — Танца, вперед!

Торопясь покинуть помещение, ребята натыкались друг на друга, кто-то смахнул с подоконника кружку, и она разбилась, полетел опрокинутый стул, а малыш Максим так сильно ударился головой о вешалку, что приглушенно охнул и испуганно покосился на Валериу. Поспешно прощались, подбадривая взглядом друг друга, договаривались о том, как встретиться, когда опасность минует…

— Все, все, товарищи! — торопил их Валериу. — Скорее! Лила, ты где?

— Я здесь, Валериу! — взволнованно откликнулась Дана.

— Иди сюда.

Дана подошла к окну. Ее била нервная дрожь. В лице не было ни кровинки. Валериу взял ее за руку:

— Я собирался спросить тебя после собрания, но, если уж так случилось, скажи мне хоть коротко…

— О чем?

— Что с твоим братом?

— С каким, с Михаем?

— Ну да, с Михаем. А с кем же еще, разве у тебя много братьев?

— Нет, один.

— Так что же с ним? Что ты о нем знаешь?

— Ничего не знаю, — испуганно ответила Дана. — Два года назад он уехал в Бухарест, в офицерское училище, оттуда его отправили в Германию. Последнее письмо мы получили из Африки… И вот уже больше года нет никаких вестей… Отец и мать очень встревожены. С ним что-нибудь случилось? Говори же!

— Он попал в немецкий лагерь, бежал, его разыскивает не только гестапо, но и наша полиция, комендатура…

— Михая ищет гестапо? — У Даны перехватило дыхание, в глазах мелькнул ужас. — За что?

— Не знаю. Мне сообщили, что сегодня утром в полк пришла телеграмма из штаба корпуса, требуют его ареста. Такое же указание получила и полиция. Имей это в виду. Возможно, у вас устроят обыск. Тебе придется давать показания. Будь осторожна. Ты поняла, Лила?