У ворот Северина - [123]

— То есть как? Вы хотите сказать, что немцы спокойно уйдут из нашего города?! — вмешался в разговор Глигор. — Несмотря на решение правительства о начале военных действий против немецкой армии?!

— Это общее решение. На местах все зависит от ситуации. Кому нужны военные действия там, где немцы не оказывают никакого сопротивления и готовы разоружиться? — растерянно проговорил Предойю.

— Они обязаны не только разоружиться, но и сдаться в плен румынскому гарнизону. Разве вы не договорились об этом с Клаузингом? — спросил Райку.

— О сдаче в плен разговора не было, — ответил полковник.

— Как же так, господин полковник? — возмутился Райку. — Гитлеровцы — наши враги. Они должны дорого заплатить за все те страдания, которые причинили Румынии. Со вчерашнего вечера мы находимся с ними в состоянии войны. В разных районах Румынии немцы атакуют наши войска, обстреливают и бомбят наши города, взрывают железнодорожное полотно. Почему же мы здесь действуем наперекор законам войны?

— Но здесь немцы держатся очень корректно. В городе не было ни одного инцидента, они не проявляют никакой враждебности…

— У них еще есть время проявить себя, господин полковник. Просто так они не уйдут, еще хлопнут дверью, помяните мое слово… Их необходимо заранее обезвредить: разоружить и взять в плен. Учтите, боевые отряды переходят к активным действиям. Совместным или самостоятельным — это зависит от вас, — твердо заявил Райку.

— Вот что, господин Райку, — подумав, решительно сказал Предойю, — я сейчас осторожно дам понять начальнику городской управы полковнику Жирэску, как обстоят дела на самом деле, и, может быть, вы арестуете Клаузинга прямо на месте, если, конечно, полковник не будет возражать.

Предойю вернулся в кабинет Жирэску, а Райку, Глигор и их товарищи остались ждать в приемной. В здании городской управы было пусто, служащие разъехались кто куда. Через высокие пыльные окна, крест-накрест заклеенные бумагой, проникал свет ласкового августовского утра; изредка доносилось позвякивание сбруи или короткое ржание — неподалеку была стоянка городских извозчиков.

Прошло минут пятнадцать, но двери кабинета оставались закрытыми… Нетерпение рабочих усиливалось. Райку нервно мерил шагами приемную и с растущей тревогой поглядывал на дверь. Было отчего тревожиться. Мало ли румынских офицеров за три с половиной года союза с Германией спелись с немцами? Может, и эти тоже? Не все ведь такие, как младший лейтенант Ганя… И секретарши на месте нет, исчезла куда-то. Как быть? Дождаться секретаршу и попросить напомнить начальству, что в приемной люди ждут? А может, взять да и войти без доклада?

— Чего мы ждем, Райку? — не выдержал наконец Глигор. — Что они там, черт побери, столько времени делают?

— Они нас облапошили, братцы! — высказал предположение Вишан, рабочий из железнодорожных мастерских. — Я предлагаю всем вместе ворваться в кабинет.

Остальные его поддержали. Райку и Глигор подошли вплотную к массивной, изъеденной жучком двери и напряженно прислушались. Из кабинета не доносилось ни звука. Может, там есть запасный выход?

Райку повернулся к товарищам и тихо сказал:

— Ну вот что, братцы, я сейчас туда войду, а чуть погодя входите и вы. Если Клаузинг там, мы его арестуем. Пора заняться комендатурой, мы здесь попусту теряем время!..

Он постучал, ему никто не ответил. Тогда он решительно нажал на ручку и вошел. Оба румынских полковника испуганно уставились на Райку.

— А, это вы! — покраснев до ушей, выдавил из себя Предойю. — Я совсем забыл, что вы ждете ответа… Дело в том…

— Где немец? — загремел Райку, оглядывая кабинет, и взвел курок пистолета.

— Это что еще такое?! Вы где находитесь?! — Жирэску грохнул кулаком по столу с такой силой, что его монокль выскочил из глаза и, закачавшись, повис на черном шнурке, прикрепленном к желтому аксельбанту (полковник был офицером генерального штаба). Продолжая кричать на Райку, Жирэску нащупал монокль и снова вставил его в глаз. — Вы что себе позволяете?.. Вон отсюда!..

— Где немец?! — повторил Райку и, повернувшись к двери, крикнул: — Глигор, скорее! Бери людей, оцепляйте здание! А с вами, господин начальник управы, мы еще поговорим… Только не сейчас, позже…

Райку кинулся в полуоткрытую дверь, расположенную в противоположной от главного входа стене, позади письменного стола Жирэску. Дверь вела в узкий коридор, который кончался цементной винтовой лестницей, уходившей, судя по всему, в подвал. Предойю кинулся за ним, схватил за руку и, задыхаясь, торопливо забормотал:

— Господин коммунист, это не я, это Жирэску выпустил Клаузинга! Я передал ему свой и ваш приказ, но Жирэску не захотел, чтобы вы вошли в кабинет. И Клаузингу ничего о вас не сказал, не хотел, наверное, его пугать. Так что, господин коммунист…

Райку вырвался и, недослушав, помчался дальше.

Клаузинг и его переводчик только что вышли во двор городской управы, не переставая удивляться тому, что Жирэску направил их через черный ход по темной, тесной лестнице со стертыми ступенями, где ничего не стоит сломать себе ногу. Странный, необъяснимый поступок! Во дворе Клаузинг натянул кожаные перчатки и осмотрелся в поисках выхода на улицу. Вдруг как из-под земли перед ним вырос смуглый человек с пронзительным взглядом. Это был Глигор. За ним стояли шесть вооруженных рабочих.