У ворот Северина - [122]

— Нельзя кончать товарищество по оружию предательством, это низко. Коммунистическая зараза не получила распространения в нашей стране исключительно благодаря союзу с Германией. Неужели же мы теперь столь бесчеловечно обойдемся с ее доблестными воинами?! — От волнения он даже уронил монокль и теперь суетливо шарил руками по столу.

— Вот уж нет, — возражал ему Предойю, — факты свидетельствуют об обратном! Развязав войну с Советским Союзом, Германия как раз ускорила распространение коммунистических идей. Партизанское движение, саботаж на производстве, кража оружия — все это результат активности коммунистов. Именно с приходом немцев это и началось…

Спорили, спорили и наконец решили: потребовать от Клаузинга, чтобы весь состав немецкого гарнизона сдал оружие, после этого немцам будет предоставлена возможность спокойно покинуть город и уехать в Германию. Таким образом и приказ будет выполнен, и кровопролития удастся избежать. Ведь в приказе сказано: «разоружить» и «очистить территорию». Вот они и очистят. Кто сказал, что это надо обязательно понимать как военные действия? Зачем обрушивать на несчастный город новые бедствия?

Секретарша доложила о приходе Клаузинга. Известие было встречено с недоумением и даже с некоторой долей раздражения, но потом Предойю, подумав, сказал:

— Прекрасно, он явился очень кстати. Вот мы и доведем до его сведения приказ нашего командования, если он ему еще неизвестен.

— А заодно скажем, как мы намерены его осуществлять здесь, в городе. В том духе, как мы только что с вами договорились! — Жирэску нервно закурил сигарету. — Предупредим его, что самое позднее через восемь часов, сдав оружие, они должны покинуть город. Тогда к вечеру мы уже сможем доложить своему командованию, что приказ нами выполнен.

— От нас требуют, чтобы мы доложили о немедленном выполнении приказа.

— Так ведь они ждут, что мы сообщим о том, какая у нас обстановка, а вовсе не о том, что мы уже разделались с немцами.

— Но мы же не можем молчать до вечера…

В кабинет вошел фон Клаузинг, аристократичным жестом обозначил уставное приветствие, снял фуражку, перчатки и поздоровался за руку с каждым, потом кликнул из приемной сопровождавшего его переводчика.

— Я как раз собирался вас пригласить. По очень деликатному вопросу. — Жирэску пододвинул немцу свободное кресло. — Видите ли, создавшаяся ситуация… обстоятельства… Вы, конечно, уже осведомлены… Сами подумайте, ну зачем нам… Крайне неприятно… Короче говоря…

Переводчик тут же перевел. Клаузинга ничуть не удивило услышанное.

— Знаю, — спокойно кивнул он. — Это стало известно мне еще вчера вечером.

— Печально, что наша дружба доживает последние часы. Но наша признательность… — Жирэску прижал руки к груди и от волнения стал заикаться.

Полковник Предойю твердым голосом заметил, что независимо от того, боятся немцы кого-либо или нет, им видимо, придется оставить город в течение ближайших восьми часов. Иначе он, полковник Предойю, ни за что поручиться не может.

Клаузинг невозмутимо выслушал и его. Ну что ж, он сознает безвыходность ситуации и готов подчиниться. Румынская сторона может быть спокойна, все будет в полном порядке. Сегодня же личный состав комендатуры погрузится в специальный железнодорожный состав и отбудет в Тимишоару. Он прекрасно понимает, что значит для военного приказ, он не подведет своих румынских друзей, чьим уважением так дорожит. У него только одна просьба: разрешить ему демонтировать и увезти с собой немецкие телефонные провода, проложенные на судоверфи, в железнодорожных мастерских, в здании почты и телеграфа… Это имущество немецкой армии, к тому же дефицитное…

— Никаких возражений! — сразу согласился Жирэску.

Тут дверь кабинета отворилась, и смущенная секретарша сообщила, что какие-то люди просят полковника Предойю срочно выйти в приемную. Последовав в недоумении за секретаршей, полковник обнаружил за дверью кабинета Жирэску двенадцать рабочих, вооруженных винтовками и гранатами. На рукаве у каждого была трехцветная повязка. При виде полковника один из них выступил вперед:

— Меня зовут Ион Райку, господин полковник, я секретарь местной организации коммунистической партии. А вот это, — показал он на Глигора, — командир боевых отрядов.

— Каких отрядов? — удивился Предойю.

— Отрядов вооруженных патриотов, народных дружин! — В голосе Райку зазвенел металл. — Вы удивлены?

— Нет, почему же… Я просто думал, что такие отряды существуют только в Бухаресте, а у нас их нет…

— Они созданы по всей стране, господин полковник. И руководит ими коммунистическая партия. Разве вы не получали от своего командования приказ о том, чтобы действовать совместно с нами?

— Письменного приказа не было, — смущенно ответил полковник, — но какие-то указания на этот счет поступили.

— Ну и на том спасибо, — заметил Райку.

— Так о чем вы хотели со мной поговорить? — Предойю обвел встревоженным взглядом Райку, Глигора и молчаливую группу рабочих.

— Мы хотели выяснить, почему немцам позволено беспрепятственно передвигаться по городу, почему их не арестовали и не разоружили?

— Видите ли, господин Райку, мы только что довели этот приказ до сведения фон Клаузинга и установили ему срок — восемь часов. Немецкий комендант еще в кабинете полковника Жирэску. Через восемь часов весь немецкий гарнизон покинет город.