У водонапорной башни - [74]

— Даже водопровод у нас есть, то есть краны на лестничных площадках. Воду, правда, закрыли, но мы добьемся, и ее снова пустят.

— Понимаешь, что делается?

А наши-то женщины — хороши почтенные матери семейства! — бегают, как девчонки, по коридору. Через весь второй этаж тянется широкий коридор, в который выходят светлые комнаты, одни обращенные к морю, а другие — к огромному полю, занятому теперь под базу.

— Да ты посмотри, вид-то какой!

Почти никто из наших переселенцев не жил никогда выше первого этажа. Возможно, не всем даже нравится забираться высоко, но ведь каждая ступень, по которой ты сейчас подымаешься, кажется тебе новой ступенью в твоей жизни. Право, на женщин приятно было смотреть. У них даже лица переменились. Или, может быть, это отблеск света, падающего через широкие окна?.. А как они смеялись! Дом почти пустой, и смех разносился по всем коридорам, по всем уголкам. Занятые переноской вещей, они все-таки успевали шутливо ущипнуть бегущую навстречу соседку и поддразнить ее.

— Смотри, держись теперь! Тут сразу заметно будет, кто лучше хозяйничает.

— Да, тут есть где разойтись — и постирать и навести чистоту.

Часа в четыре примчались охранники на мотоциклах, но только сделали круг, к школе не приблизились — очевидно, первая разведка. Мужчины бросали им вслед камни. Пусть знают, подлые шпики, пусть передадут по начальству, что мы не намереваемся выбираться из школы. Если желаете нас выселить, придется собрать охранников со всего округа, да и то, пожалуй, маловато будет. Как раз к этому времени подоспела подмога: человек сто, не меньше, расположились на площадке перед школой.

Надо полагать, что начальство не очень-то обрадовалось донесению охранников. Но все-таки комиссар с десятком мотоциклистов попытались запугать переселенцев. Десять человек, конечно, достаточно, чтобы охранять персону комиссара, но слишком мало, чтобы попытаться выгнать нас силой. Комиссару не только не открыли двери, даже в переговоры с ним не пожелали вступить. Освистали за милую душу. Услышав крик, землекопы, работавшие на американской базе, побросали лопаты и прибежали посмотреть, что тут происходит. И вели себя при этом вполне недвусмысленно — если, мол, потребуется докерам наша помощь, можете на нас рассчитывать.

И вот вечером мы дома; вокруг нас прочные стены, мы устали, разгорячены, словно выпили вина, мы под защитой двери, окованной железом, под защитой засовов и задвижек, а у окошка, на самой верхней площадке лестницы, ведущей на огромный холодный чердак, дежурят двое товарищей. Дежурные будут сменяться всю ночь.

Только когда стемнело, новые жильцы заметили, что нет электричества. Напрасно поворачивали выключатели — не горит!

— Странно, все-таки! Ведь школу выселили только месяц тому назад. Неужели ухитрились так быстро отключить свет? Надо бы поискать счетчик.

— Хотите, я пока поставлю в коридоре свой аккумулятор? — предложил Гиттон.

Еще бы не хотеть! Папильон, заняв комнату, первым делом установил свою печурку. Для него погреться у огонька — самое большое удовольствие, можно сказать, даже страсть. К счастью, в окне его комнаты вместо форточки оказался лист железа с отверстием для трубы. Туда Папильон и вывел трубу печурки. Через две минуты все было готово. Папильон тут же разжег огонь и от радости запрыгал, как мальчишка: «Смотри-ка, — кричал он, — нет, ты посмотри, брат!» И действительно, тяга замечательная — кирпич, и тот сгорел бы. Не то что в бараках, там изо всех щелей дует и дым стоит такой, что немудрено и задохнуться… И так как вместе с темнотой в дом пришел холод, женщины потянулись в комнату Папильона. «Можно? А то ребята мерзнут», — говорили они и усаживались в кружок возле докрасна раскаленной круглой печурки.

— Эй, Гиттон! — крикнул хозяин. — Раз уж весь народ у меня собрался, ставь-ка свою электростанцию перед моей дверью. Чего еще надо, отопление есть, освещение тоже, давайте-ка проведем вечерок вместе. Успеем еще по своим комнатам насидеться. Верно, Фернанда? Даже странно с непривычки. Будто мы с тобой только что поженились. Я вроде как помолодел, чорт возьми!

Зажигалки, свечи, керосиновые лампы, карманные фонарики — все пошло в ход. Конечно, с электричеством было бы еще лучше. Где же этот чортов счетчик? Мужчины отправились на поиски, обшаривали все стены, действуя, впрочем, осторожно, — помещение неизвестное, еще свалишься в какой-нибудь погреб.

— У меня и проволока есть, — заявил Гиттон.

— Смотрите, какой запасливый. Тебе бы, брат, в монтеры идти.

— Это верно. Страсть люблю с электричеством возиться. Когда мы устроимся как следует, я тут всяких штук понаделаю. В доте у меня…

Женщины отдыхали у печки после трудного дня.

— Я все-таки оставила в бараке кое-какие вещи, — сказала Фернанда. — Неизвестно, что еще будет.

— Как это неизвестно? Я, например, о своем бараке ничуть не скучаю. Поставила на нем крест. Попробуй теперь меня выселить отсюда.

— Что ни говори, а все-таки как-то грустно покидать обжитое место. Пусть там плохо и все прогнило, а привыкнешь, так душа болит. Там у меня мать умерла…

— Только бы они провода не перерезали, тогда у нас здесь будет совсем благодать.