У стен Малапаги - [24]

Шрифт
Интервал

Говорят на своём. Красиво, но непонятно. Собственного не имею. Излишняя роскошь. Излагать нечего. Да и о чём? Пытался приблизиться и познать местный. Пошёл в здание, — пять этажей, кирпич розовый, в придачу два флигеля, — и записался. Внёс наличными. Был. Выдержал урок. И покинул. Выпил красного. Осознал, не моё.

Завидую полиглотам. Голосят и не остановить. Могут на каждом и как они. Местные понимают и удивлены. Вроде не наши, а говорят. Я тоже удивляюсь, вместе с ними. Удивляться — моё ремесло. Пребываю в удивлении всегда. Повод не требуется.

Шали жду. Есть нетерпение. Соскучился телесно и более сложным чувством. Неопределимо. Поэтому не буду. Вводить в заблуждение не привык. Сам всегда в нём. Зачем других.

Живу один. Но при родителях. Родители Шали. Милые старички. Много ездили по свету. Африка и Юго-Восточная. Полжизни там: Таиланд, Малазия, Сингапур. Полюбили. Были в Китае и посетили Непал. Хотели остаться, но контракт и нехватка воздуха. Снежные вершины и разрежен. Заработали на отдых, покой и тихо-счастливую старость. Но из-за меня.

Как выразить? Непрерывно взволнованы. Каждый второй. Принимаю. Кухня большая и стол.

Свой дом в пригороде. Два этажа и сад. В саду деревья, цветы, фонтан. Бьёт день и ночь. Чем не жизнь? Надоели друг другу, разошлись по этажам. Так нет! Без меня не могут. Есть причина. Не доверяют. Могу сломать или сжечь. Без умысла, а так, в задумчивости. Свойственны халатность и пренебрежение к предметам. Не умею, не понимаю и не собираюсь. Знают и встревожены. Успокаиваются, когда видят. Не притрагиваюсь. Говорил неоднократно. Верят, но боязнь остаётся.

Сердечно встречаю, пою чаем с сушкой. При мне говорят на моём. Чтоб понял. Пытаюсь и делаю вид. Я давно ни на каком. Шали понимаю. С меня достаточно. Воспринимают с доверием. Удивительные люди. Теперь таких нет.

Уезжают утешенные. Через день опять у меня. Пьём чай с сушкой. Зовут к себе. Им так спокойнее. Утверждают, за меня. Благодарю сердечно, но остаюсь. Привык к дому и не хочу покидать.

Здесь повсюду Шали. Каждый угол и напоминает. Пыль и паутину уберу перед приездом. Сейчас без толку. Всё равно зарастёт и покроется. Мне не мешает и трудно внаклонку.

Вчера читал Диккенса. Заметил, склонен к слёзовыделению. Слёзные железы близко к поверхности. Пришёл к выводу. Дополнительно — сказывается отсутствие. При ней вменяем и образец. Выбрит и выглажен. Причёсан на прямой. Без неё — детдом и скитальческий образ жизни. Вино помогает и принимаю. Стараюсь соблюдать, но не всегда получается. С мерой трудно. Бокалов много и все большие.

Сегодня весь день на диване и без выхода. Читаю — и в Англии. Как там мой любимый Пиквик, и Нелли ещё жива. Мог бы поехать. Увидеть, познакомиться. Въезд запрещён. Способен нарушить университетскую тишину и причинить ущерб. Лучше здесь и сдерживать помыслы.

Воображению не запретишь. Рисует и дополняет. Часто избыточно, и огорчает. Но не встаю, и никому не мешаю. Пытался вообразить. Не смог. Взору предстаёт, но смутно. Она во мне и чувствую.

А что снаружи? Смущение и ошибка чувств.

Как вижу — затмение, лепет и обречён счастью. Удивляет собственное постоянство и сила привязанности. Думал когда-то освободиться. Пытался найти замену. Давно. Но нет, исключено. Понял, не могу, не дано. И перестал.

Знакомство случайное, и не предвиделась длительность. Плющ, здание шестнадцатого, башенки, флюгеры. Много воды, и журчит. Не здание — замок. Замок Генриха. Их много. Забыл порядковый. На островке. Для безопасности и от покушений. Впрочем, не уберёгся. Любил дам и погорел на этом.

Мы тоже и там же оказались. Когда стемнело, узнал счастье. Предполагал, к утру забудется. Туманное воспоминание. Рассеется в будни. Была суббота и осенний пейзаж. Выяснилось, наоборот и пожизненно. Удивлён, но не опечален. Так есть. Констатирую без задних. Обречён и не хочу менять. Да и не в силах.

Окон много. Посмотрел. Большие и видно. Давно не делал. Был удивлён. Произошли изменения. Открылись «Ремонт обуви» и «Кукольный». Другое закрылось или переехало. Что именно, забыл. Есть деревья. Бульвар, не бульвар, но растут. Облетели, но ещё падают.

Заметил волнение после события. Не придаю значения. Отношусь неодобрительно. Предполагаю, обман и заблуждение. Исчезли мусорные. Говорят, безопаснее, и некуда бросить взрывное.

Сижу на динамите и равнодушен, по-прежнему красота и трудно расставаться. Осенью, когда облетают и солнце, хочется продлить. Зачем, не знаешь, но тянет.

В гурий не верю, а публичных и тут хватает. Попадаются удивительной красоты. И вряд ли там превзошли. Отстранён и без интереса. Мало ли что. У меня и так избыток. Не знаешь, как справиться с навалившимся. Пребываю на перепутье чувств. Счастлив и несчастлив. Главное, жива и могу видеть.

В цивилизованном — и вот. Без готики довольно разного.

Так всегда. Сильное увлечение. Потом сдвиг. Вернуться обратно трудно. Нет проводника. Заменил бы, но не подхожу. Чувствителен и заинтересованное лицо.

Врач объясняет. Слушаю в полвнимания. Глупости. Плачу хорошо и без задержки. Отчего не? Отрабатывает своё. Как умеет. Не возражаю. Но отвлекаться не хочу. Вижу её и понимаю. Суждено, вернётся. Нет, что ж, догоним. Воздержусь от суждений и прогнозов.


Еще от автора Борис Борисович Рохлин
Рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Праздник фонарей

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Топос и хронос бессознательного: новые открытия

Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.


Мужская поваренная книга

Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.


Записки бродячего врача

Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.


Фонарь на бизань-мачте

Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.


#на_краю_Атлантики

В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.


Потомкам нашим не понять, что мы когда-то пережили

Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.