У самой границы - [12]
— Нургельдыев! — донесся его предостерегающий крик.
Курбан с испугом оглянулся: Меджид, спешно освобождаясь от веревок, развалившихся на обрывки с обугленными концами, поднимал верблюда пинками в живот. «Уходит! Веревки пережег на костре и уходит!»
Снова грохнул маузер. Взмахнув руками, зашатался Андросов и, задержавшись на секунду, полоснув перед собой очередью из автомата, повалился на песок.
Гасан-оглы, словно шар перекати-поля, скользнул за бархан. Растерявшийся Курбан вскочил на ноги, не зная, догонять ли ему Гасана или спешить на помощь Андросову, и тут же увидел, что Меджид, оставив верблюда, широкими скачками бежит к автомату старшины.
Курбан выстрелил и промахнулся. Он обрадовался своему промаху. Убить земляка, почти односельчанина — такого не простит ему ни один человек в родной округе. Пролить кровь брата запрещает закон. Этим выстрелом Курбан убил бы свою будущую жизнь с Зорей.
Меджид продолжал бежать к автомату старшины, втянув голову в плечи, далеко выбрасывая вязнущие в песке ноги.
А что сделает Меджид, если схватит автомат? Прикончит Андроса и уйдет с Гасаном к тем самым врагам, которые убили сына чабана, убивают и жгут тысячи ни в чем не повинных людей. И разве Меджид не грозил убить его, если Курбан не развяжет веревки? Меджид, как шакал, спасал свою шкуру. Андрос спас его, Курбана, Андрос не жалеет своей жизни, чтоб защитить родную землю от врагов…
Собрав всю волю, Курбан навел мушку на то место, где лежал автомат, и, когда добежавший Меджид схватил его, нажал спуск.
— Курбан!.. Собака Курбан, — донесся ликующий и в то же время плачущий голос Меджида. Прижав автомат к животу, Меджид направил его в сторону старшины, оседая к склону бархана.
Курбан поймал на мушку соскальзывавшую куда-то фигуру Меджида и еще раз выстрелил.
Страшной тяжестью навалилась тишина. Не было видно ни Андросова, ни Гасан-оглы, ни Меджида, только доносился топот уходившего от перестрелки, скачущего по плотному солончаку — такыру верблюда.
Куда идти? За Гасан-оглы? А если жив старшина и в эту минуту еще можно его спасти? Где Меджид? Попал ли он в него? Или стоит подняться, и Меджид уложит его из автомата?
Какие-то короткие мгновения, решая, что делать, Курбан оставался на месте, затем вскочил и бросился напрямик к Андросову.
Алая кровь залила лицо старшины, лежал он навзничь, раскинув руки. Над ухом зияла, словно разрезанная ножом, широкая рана.
Неподалеку от Андросова уткнулся головой в песок Меджид Мухамедниязов, брат Зори.
Стараясь не смотреть на Меджида, Курбан упал на песок рядом со старшиной, приложил ухо к его груди и едва не вскрикнул от радости. Сердце Андросова билось гулко и ровно. Услышав эти толчки, Курбан сорвал с пояса флягу и вылил почти всю воду на лицо и грудь старшины, принялся торопливо бинтовать ему голову, оглядываясь на гребни барханов, за которые по-прежнему уходил цепочкой след Гасан-оглы.
Андросов застонал, отстранил его и, схватившись обеими руками за голову, сел.
— Где Гасан? — выкрикнул он, поднимаясь на ноги, обматывая распустившимся бинтом голову. — Где Гасан-оглы?
— Старшина, я думал… — начал было Курбан, но Андросов, не слушая его, подобрал автомат, бормоча ругательства, чтобы подбодрить себя, зашагал вниз по склону, нагибаясь временами к следам Гасан-оглы.
Курбан виновато поплелся за ним, старшина обернулся, и Курбан увидел его страшное от напряжения, залитое кровью лицо.
— Марш!
Курбан ускорил шаги, почти побежал рядом со сбивчивыми, почему-то петляющими следами Гасан-оглы.
Поднявшись на бархан, он присел от неожиданности: у склона следующей гряды сидел, обхватив ногу, бородатый, мрачного вида человек в надвинутой на самые брови папахе. В нескольких шагах от него валялся маузер.
— Старшина, сюда! — радостно воскликнул Курбан, увидев, как Гасан-оглы поднимает вверх руки.
…К стану возвращались втроем. Впереди, волоча раненую ногу, морщась от боли, шел угрюмый, не проронивший ни слова Гасан-оглы, за ним — с белым, покрытым крупными каплями пота лицом Андросов и поддерживавший его Курбан.
У лежавшего на песке неподвижного Меджида все трое остановились. Кому нужна была его жизнь? Что сделал он, чтобы люди вспомнили о нем? Только спасал свою шкуру и бесславно погиб, как напишет в отчете Андросов, «при попытке к бегству».
Рукава халата Меджида были прожжены в нескольких местах, следы ожогов виднелись на руке, сжимавшей горсть песку.
— А за сон на посту тебе все-таки придется сидеть на гауптвахте, — рассматривая руки Меджида, проговорил Андросов.
— Ладно, старшина, сажай, — согласился Курбан. — Плохой человек был, шакал человек, — сказал он и, тяжело вздохнув, добавил: — Однако сестру, мамку жалко…
Лицо Андросова выразило минутное сожаление. Молчал и опустившийся на песок, бережно, словно драгоценность, придерживавший раненую ногу Гасан-оглы.
Солнце палило немилосердно, а надо было заниматься раной Гасана, ловить убежавшего верблюда, собираться в дальний обратный путь.
КАЗБЕК, НА ПОСТ!
Над вершинами сосен с ревом пронесся «мессершмитт», за ним, блеснув металлом на солнце, — два истребителя. Где-то рядом ухнула сброшенная «мессером» бомба.
