У Ромео нет сердца - [23]

– Да, это бесчеловечно…

Кирилла поддерживает красивая брюнетка, и я узнаю в ней Ирину, девушку Марка. Она сидит в первом ряду, среди почетных гостей. «Интересно, кто она – политик, актриса, певица?» – думаю я. Сегодня она выглядит моложе обычного, ее улыбка как никогда лучезарна, а глаза блестят.

– К сожалению, в нашем обществе не принято считаться с потребностями таких людей, – продолжает она. – Мой муж много копий сломал, прежде чем смог организовать массовую помощь для людей с ограниченными возможностями. Государство не заинтересовано в финансировании проектов для инвалидов…

Слушая набор штампованных и в чем-то бессмысленных фраз, я стыжусь собственных мыслей. В этот момент мне почему-то ярко представляется, как Ирина будет сидеть здесь, в кресле главного героя, и рассказывать о своей любви к Марку. У нее есть муж? И он ей позволяет открыто встречаться с парнем, который почти в два раза младше? Интересно, какой будет тема этой программы?.. «Она была старше его, она была хороша…»?

* * *

У ведущего ток-шоу странная манера перемещаться – вот он стоит у трибуны со зрителями, секунда – и он уже нависает надо мной с очередным вопросом, еще секунда – и он усердно что-то ищет в своем блокноте. Просто из кожи вон лезет. При этом его фразы столь длинны и запутанны, что мне кажется, будто он беспрерывно говорит что-то сверхинтеллектуальное. Смысл каждой брошенной кем-то реплики он раздувает до вселенских масштабов. Достоевский нервно выглядывает из-за его плеча. Шекспир стоит с Фёдором Михайловичем рядом.

– Вот вы все – такие модные. Молодые, красивые. Мальчики и девочки. За инвалида заступаетесь и в кино снимаетесь, – внезапно оказавшись между мной и Маринкой, говорит он. – И кино это не какое-нибудь, а про любовь.

«К чему это он?» – думаю я.

– А между тем, – продолжает ведущий, – когда задаешь вопрос, любите ли вы кого-либо сами, вы уходите от ответа, вы скрываете свои истинные чувства, присаживаетесь к чужим девушкам. Давайте посмотрим на мир глазами нашего главного героя и поучимся у него. Наша съемочная группа побывала у Димы в гостях.

Димкино лицо на экране выглядит детским, беззащитным и невинным. Обычно взрослый человек так выглядит, если его застали сонным врасплох. Брат слегка щурит глаза и улыбается.

– Все хорошо, хорошо, – говорит он, и мне заметно, как глубоко его волнение. – Все хорошо.

– Мы зададим тебе лишь пару вопросов, и все, ладно? – медленно, словно объясняясь с иностранцем, спрашивает кто-то за кадром.

– Хорошо.

– Что тебе нравится в людях?

– Доброта.

– А не нравится?

– Зло.

– Наверное, злость?

– Зло.

– Ты прощаешь тех, кто тебя обидел?

– Прощаешь.

– А ты любишь кого-нибудь? У тебя есть любимая девушка?

– Да. Но это секрет. Она не узнает.

– Почему не узнает? Почему ты ей не скажешь?

– У нее есть сердце…

– Сердце есть у всех.

– Нет, не у всех, – говорит Димка. – Она будет страдать, как я. Не надо.

У меня нет платка, чтобы утереть слезы. Нет – я не плачу. Конечно, не плачу. Ведь мне нельзя – я в гламурном платье. Держусь. И вдруг понимаю, как сильно изменилась. Я больше не та наивная, честная девочка, которая пряталась за холмом в надежде увидеть чужое счастье и помечтать о нем, как о своем. И не та дурочка, которая обнимала и целовала своего выдуманного героя, выпрашивая у него любви. Я повзрослела. А может быть, я просто слишком много думаю…

– Очень славный парень, по-моему, – философски изрекает ведущий после того, как видеозапись заканчивается. – Честный.

Сейчас в нем нет былой резкости. Нет заносчивости, категоричности, высокомерия. Не улыбаясь, он смотрит на нас, так называемых «героев», и говорит о вполне понятных вещах: о честности, любви и дружбе, о защите обиженных… Неожиданно он оказывается рядом с Маринкой. Она внезапно меняется в лице, ее губы дрожат. Но длится это недолго – уже через пару секунд она, улыбаясь, произносит, как ни в чем не бывало:

– Видите, а ведь мы не напрасно сюда пришли. Даже одно то, что зрители узнают, что люди с аутизмом могут любить, уже очень важно. А вопрос с кафе мы постараемся как-нибудь решить.

– Надеюсь, что полюбовно? – уточняет ведущий, делая акцент на последнем слове.

– Конечно-конечно, – жеманничает Марина. – Разумеется, мы готовы пойти на уступки. Всякое бывает, мы это понимаем.

* * *

Я выхожу из студии и оказываюсь в длинном коридоре. «Жизнь – не стремительно мчащийся поезд, с которым любят сравнивать ее режиссеры», – думаю я. Это обычный бесконечный серо-белый коридор. Вернее, лабиринт из коридоров. Здесь никто не отвезет тебя в мягком вагончике в счастливое будущее: ты сам ищешь выход, сам идешь, вкладывая усилия в каждый шаг…

– Юля, здравствуйте!

Она отвлекается от разговора с каким-то мужчиной и стремительно шагает в мою сторону. Ирина, эта шикарная женщина, идет ко мне – спокойная, улыбающаяся, красивая. Как роза в летнем саду – ухоженная, без изъянов. «Разве можно с ней конкурировать?» – мелькает в голове, пока я иду ей навстречу.

– Здравствуйте!

– Ну, как ты?

Это жесткое «ты» заставляет меня вздрогнуть. Не то чтобы оно как-то задевает меня, нет, – просто оно так резко контрастирует с ее образом, что на секунду мне кажется, будто вместо великосветской львицы передо мной стоит обычная тетка, тыкающая малознакомой девочке. Вблизи ее взгляд кажется еще более высокомерным и презрительным. Наверное, я придираюсь… Она тоже оценивает меня.