У Ромео нет сердца - [21]

Мама была ошарашена самим фактом скандала. Ее ребенка обидели, и она ринулась в бой, еще не успев разобраться в деталях. Немного остыв, она просила не трогать ни ее, ни Димку, но маму уже никто не желал слышать.

Кирилл, как и Маринка, встал в позу героя. Теперь главным смыслом его жизни стала защита всех униженных и оскорбленных. Я устала смотреть на то, как он изо всех сил пытается стать для других выше и важнее. Каждый раз, заходя в какую-либо из социальных сетей, я получала уведомление об его очередной затее – сборе лайков под спорной статьей или фотографией. Гламурный мальчик следовал тренду.

Ёжик стал главным сочувствующим. Прочитав о скандале в интернете, он позвонил мне и робко спросил: «Как ты?» К этому времени я уже обросла достаточным слоем наглости, чтобы ответить: «Как в бушующем море корабль – не знаю, куда выплыву и выплыву ли вообще».

– Я в тебя верю, – ободряющим, как ему казалось, тоном заверил Ёжик.

«Не надо в меня верить, просто любите меня!» – кричит моя душа. Пафосно? Да. Теперь я такая – еще боюсь говорить правду в глаза, но уже не убегаю от мыслей. Не нужно быть слишком добрым, сочувствующим, наивно одобрять все мои поступки, Ежик, не нужно… Хорошего парня любить еще тяжелее, чем красивого плохиша. И от обоих невозможно отделаться: от одного – в жизни, от другого – в мечтах.

Марк, как всегда, находится в оппозиции. С тех пор, как мы начали больше общаться и я стала узнавать о нем вещи более тривиальные и повседневные, чем его трагическая история любви, я все чаще радуюсь, что он не помнит о нашей совместной ночи. Мой первый опыт любви, вкус первых поцелуев, страх интимных прикосновений. Так довериться, обнажить и душу, и тело, я больше ни с кем себе не позволю…

– Все это модные, но дешевые штучки, – произнес он, когда услышал о моем участии в ток-шоу по поводу брата, и, подойдя ко мне вплотную так, чтобы я видела только его глаза, добавил: – Ты позволила себе во все это вписаться. Я в этом не участвую. Жаль только… твоего брата.

– Не надо его жалеть. Он просто не такой, как все, но он по-своему счастлив.

– Печально, что свои интересы вы прикрыли якобы его интересами.

Конечно, он прав. Но почему-то я чувствую, что должна немедленно, во что бы то ни стало доказать ему, что он ошибается.

– Есть вещи, которым трудно противостоять, – ответила тогда я.

Он посмотрел на меня насмешливо, слегка прищурив глаза, и в этот момент мне показалось, что Марк думает о чем-то запретном, до неприличия интимном, что нас связывает. Неужели он все помнит? Я вновь поняла, что мало знаю о нем и практически не понимаю его.

* * *

Первые минуты ослепительны. Во всех смыслах. Лучи прожекторов рьяно освещают мое лицо, а мое тело – может, и не столь идеальное, как у голливудских звезд, – сверкает благодаря стразам Маринкиного платья. Я не смогла убедить ее, что такой яркий наряд вряд ли будет уместным. Но сейчас, когда на меня смотрят сотни глаз, ослепительное платье придает мне больше уверенности.

– В какую минуту вы поняли, что ситуация выходит из-под контроля? – скороговоркой спрашивает меня ведущий.

Он себе нравится. Высокий. Мускулистый. В журналах пишут, что в спортивном зале он провел не один год, и, судя по загару, – не раз засыпал в солярии. Очевидно, что, в отличие от меня, он уже давно достиг больших успехов в борьбе с неуверенностью и завоевал одобрение окружающих.

Я нервно кашляю и выпрямляюсь в кресле.

– Я…

– Знаете, вся эта ситуация была для нас полной неожиданностью! – перебивает меня Маринка.

Она сидит рядом. Маленькое черное платье обтягивает ее хрупкую фигуру, не мешая демонстрировать стройные ноги в черных чулках. Стильные черные туфли агрессивно вонзаются каблуками в пол. Все в ней говорит о твердой уверенности в собственной правоте и великой скорби по поводу всех несправедливостей мира, с которыми вынуждена сталкиваться ее тонкая и ранимая душа.

– Знаете, мы любим жизнь. Мы не изгои какие-нибудь. Мы любим путешествовать, часто бываем в кафе.

«Это она к чему?» – думаю я. И, словно услышав меня, ведущий ток-шоу, не поддаваясь чарам Маринки, спрашивает вновь:

– Так в какой момент начался конфликт между вами и сотрудниками кафе?

– Ну, вот я и говорю, что ни разу подобных ситуаций с нами не возникало, и вдруг! – продолжает она. – Просто верх хамства какой-то…

– Юлия, как все произошло в тот день? – ведущий вновь пытается переключить внимание студии на меня.

Мне не хочется ничего говорить. Я в принципе не люблю разговаривать. Тем более когда не знаю о чем. Рассказать всем, как мы раздули скандал из-за Маринкиного желания посидеть в этой студии? И да – ради фильма, конечно. Но ведь они не этого ждут. Рассказать о потребностях брата или о проблемах, с которыми сталкивается наша семья? Но ведь не ради этого на меня надели блестящее платье. Я уже знаю, что завтра буду презирать себя, но все же говорю то, чего от меня ждут, повторяю слова Маринки:

– Это было так неожиданно…

* * *

– Насколько я знаю, Юля, вы из простой семьи? – взгляд ведущего пронзителен, он, не моргнув, меняет тему.

– Да.

– Вас с братом воспитывает мама, а отец бросил вас, когда вы были еще маленькой, так? – набирает темп он.