У пропасти - [3]

– - А какая она у тебя хорошенькая, -- молвила кухарка: -- должно быть барской крови капелька попала?

Даша отошла от постели и, вздохнув, проговорила:

– - Нет, свой брат был.

– - Из прислуги? -- полюбопытствовала Аграфена.

– - Артельщик какой-то…

– - Как же ты спозналась с ним?

– - Очень просто; на одном дворе жили, на одной лестнице, -- я в горничных у господ, а он в магазине внизу.

Я еще тогда молоденькою была, только второй год как приехала в Москву, ничего еще путем не понимала… Заметил он меня и стал гоняться, а мне это лестно показалось… Он такой бравый был… Иду мимо, вижу, он с меня глаз не сводит, возьму да улыбнусь, а он этому и рад. Дальше -- больше, он все смелее стал; один раз на гулянье меня пригласил; я испугалась, не пошла. Он другого раза дождался, подговорил няньку нашу, да через нее стал меня звать. Не вытерпела я -- пошла и погуляла с ним чередом. После этого стал он ко мне в гости ходить, я к нему бегала. Месяца три мы с ним хороводились, потом он меня бросил, на другую променял…

– - Что ж, ты тужила по нем?

– - Как же не тужить! -- вздохнув, сказала Даша. -- Как узнала-то, думала, и жива не останусь… С месяц ходила и свету Божьего не видала, а как очувствовалась и стала на старую линию находить, вижу, во мне перемена во всей какая-то начинается: сладкая еда не мила, чаю хоть бы не было, ноги судорогой начало сводить, поясницу ломит. Вижу, дело плохо, а от чего, понять не могу… И только добрые люди глаза открыли… А как узнала я, еще тошней мне стало. Господи, думаю, Царица небесная, что мне теперь делать? как быть? От одних слез, кажется, опухла, в Москве реке топиться собиралась, не знаю, как и утешилась. Подошла вторая половина; до этого я скрывала, что я брюхата-то, ну, а потом нельзя стало скрывать. Господа как догадались, сейчас же отказали. Добилась я кое-как до родов, родила, опять добрые люди присоветовали мне ее в деревню отдать, ну и отдала, да и работала вот на нее до этих пор.

– - А если бы тебе ее в госпиталь отдать? -- сказала Аграфена.

– - Жалко было; тут, думаю, в моей воле, а там, пожалуй, и не разыщешь.

– - Ну, это ты такая жалостливая, другая бы и вожжаться не стала, по крайности прожила бы в свое удовольствие.

– - Мне никаких удовольствий не надо было… А мужчин-то этих после этого я и видеть не могла; зарок дала не глядеть на них…

– - Так и жила все время?

– - Так и жила.

– - Терпеливая ты!.. -- с удивлением сказала Аграфена.

IV.

На другой день утром Даша, страшно робея, просила у господ себе жалованья за этот месяц да еще за месяц вперед и отпрашивалась на весь день со двора.

Господа дали ей денег и отпустили со двора. Даша пошла в город и купила большой шерстяной платок Кидиновне, кумачу на рубашку ее мужу, четвертку чаю и два фунта сахару. Отдав все это Кидиновне, она вместе с Полей вызвалась ее проводить до вокзала.

Кидиновна при прощании с Дарьей Павловной и своей питомицей растрогалась до слез и, в пятый раз уж обнимая и целуя их, говорила:

– - Родимая ты моя! може, сохрани Господи, твоей дочке незадача какая выйдет или не по душе придется ей московское житье, присылай ты ее опять к нам безо всякой опаски; зимой ли, летом ли -- примем мы ее без всякого разговору.

– - Хорошо, спасибо, спасибо вам за все, благодарствуйте! -- говорила горничная.

Проводив Кидиновну, мать и дочь пошли домой. Поля была отчего-то грустна. Дарья Павловна заметила это и, чтобы порассеять грусть девочки, пошла не спеша и, встречая все, что Поле казалось диковинным, разъясняла ей.

Поля глядела на все и дивилась: дивилась огромным богатым домам Москвы, дивилась нарядам дам и мужчин, дивилась, глядя на блестящих лошадей и дорогие экипажи проезжавших по улицам, равно как и на удивительную форму деревьев, растущих перед домами, и на всю роскошь и блеск, встречавшиеся на каждом шагу.

– - Что, здесь не так, как в деревне? -- любуясь удивлением и восхищением дочери, спросила Дарья Павловна.

– - Не так, -- прошептала Поля и растерянно улыбнулась.

– - А погляди, что тут пьют, едят, -- проговорила Дарья Павловна и подвела дочь к окнам богатого колониального магазина.

За одним окном виднелись группой расставленные разных форм разноцветные бутылки с винами; за другим красовались различные заморские фрукты, которые назвать не знала как; за третьим лежала красиво расположенная копченая и жареная дичь, дорогая, вкусная рыба…

У Поли слюнки потекли, глядя на все это. "Эва, как тут живут-то, -- думалось девочке, -- а мне еще не хотелось из деревни ехать". И ей стало весело, и грусть, охватившая ее давеча на вокзале при прощаньи с Кидиновной, вдруг исчезла; она бодро взглянула на мать и весело улыбнулась.

– - Хорошо? -- спросила Дарья Павловна.

– - Хорошо, -- молвила Поля.

– - Поживешь в Москве, еще не то увидишь.

V.

Вернувшись с Полей домой, Даша принялась за свои обычные дела, но делать их попрежнему спокойно она уже не могла. Забота окончательно не снялась с нее. Правда, прежняя забота теперь миновалась, но явилась другая в новой форме. Новая забота была о том, куда ей девать свою дочь. Знакомства у ней не было, а без знакомства нельзя было надеяться скоро найти места, держать же у себя неудобно. Правда, господа ничем не стесняли ее за приют у себя девочки и охотно отпускали для приискания места, но Даша все-таки чувствовала себя неловко.