I.
В осенний пасмурный день одним из переулков Москвы, выходящим на Садовую, шли пожилая, невысокого роста деревенская баба, в черном платке и сером понитке, и миловидная девочка лет 15-ти. Они шли медленно, то и дело оглядываясь по сторонам, желая кого-нибудь спросить о том, где находится нужный им дом, но как на грех навстречу не попадалось ни души. Пройдя уже большую половину переулка, они остановились, нерешительно топчась на месте, когда из мелочной лавочки, находившейся на другой стороне, вышел хозяин в длиннополом сюртуке и белом фартуке и, увидев оглядывающуюся кругом деревенщину, окликнул ее:
– - Эй, вы, кого там смотрите?
Баба повернулась к лавочнику и, отступив от забора на край тротуара, как-то несмело проговорила:
– - Дом Брюхова нам нужно; в этом переулке он, сказали…
– - Вон ворота-то, -- кивнул лавочник на соседний дом, -- он самый и будет. А в доме-то кто вам родня?
– - В доме-то?.. человек один… горничная… Дарьей Павловой звать… -- попрежнему несмело заявила баба.
– - Человек! -- насмешливо проговорил лавочник. -- Какой же это человек, когда его Дарьей Павловой зовут! Вон ступайте, за звонок-то дерните, дворник выйдет и проведет вас.
Баба и девочка подошли к указанным воротам и недоумевающе взглянули на забор, отыскивая глазами звонок.
– - Вон ручка-то торчит, черненькая-то, -- наставлял лавочник: -- берись за нее да и дергай.
Баба несмело подошла к ручке звонка и робея протянулась за ней.
– - Берись смелей, не укусит, -- поощрял ее лавочник.
Баба дернула за ручку, и вслед за этим где-то на дворе слабо звякнул колокольчик. Немного спустя послышались шаги, отворилась калитка, и перед бабой предстал немолодой коренастый дворник, который с удивлением и любопытством смерил их с головы до ног пристальным взглядом.
– - Вам кого? -- спросил он, нахмурив брови и видимо намереваясь держать себя как можно строже с этим бабьем.
– - Дарью Павлову бы нам, -- немного струсив, проговорила баба. -- Горничная такая тут живет…
– - Вы кто же ей будете? -- не изменяя тона, полюбопытствовал дворник.
– - Мы из деревни. Я-то никто, а это вот дочка ее… -- указала баба на девочку.
– - Дарьина дочка? -- удивился дворник. -- Ишь какая уж! К матери погостить, что ли, приехала? -- более миролюбиво спросил дворник.
– - Совсем жить сюда привезла, -- проговорила баба: -- к месту мать хочет приделить.
– - Ага… хорошее дело… Ну, пойдемте, я вас провожу.
И он повернулся в калитке и пошел во двор; баба и девочка последовали за ним.
– - Дочка! Вот тебе раз! -- вслух рассуждал дворник. -- В пачпорте девицей значится, а у ней уж дочь невеста! Ну, дела!
Войдя во двор, дворник загнул за угол дома и повел приезжих в задний угол двора, где виднелось деревянное крыльцо.
– - Аграфене Дмитриевне! с веселым днем! -- приветствовал дворник, входя в жарко натопленную кухню, высокую пожилую кухарку, хлопотавшую у топившейся плиты. -- А где же Даша?
– - Наверху, на стол готовит, -- резким гнусливым голосом ответила кухарка. -- А ты что это, аль к ней кого привел?
– - К ней, гостей из деревни, -- улыбаясь, сказал дворник.
– - Это уж не дочка ли ее? -- спросила кухарка, показывая на девочку.
– - Дочка, родимая, дочка, -- с поклоном ответила баба и вопросительно уставилась на кухарку.
– - А-а!.. -- протянула кухарка. -- Ну, она давно вас ждала; проходите вот сюда, садитесь на сундук-то.
– - Ну, счастливо оставаться, -- молвил дворник, надевая картуз и выходя из кухни.
Кухарка сняла с кипевшего супа накипь, стряхнула ее в лоханку и, обратившись к бабе, спросила:
– - Вы, что ж, прямо с поезда?
– - С поезда, родимая, с поезда.
– - Первый раз в Москве-то?
– - Я-то не впервой, к мужу ездила смолоду, а она-то впервой…
– - Не поплутали по Москве-то?
– - Нет, скоро дошли, дорога-то почти прямая.
– - На каком вокзале слезали-то?
– - На рязанском, матушка, на рязанском.
– - Та-ак!.. -- протянула кухарка и занялась опять чем-то на плите. На лестнице послышались легкие, быстрые шаги.
– - Ну, вот и она идет, -- не отводя глаз от кастрюли, проговорила кухарка.
Баба и девочка встрепенулись. В кухню действительно входила невысокая, худощавая, с бледным лицом и редкими белокурыми волосами горничная. Она была одета в темное ситцевое платье и чистый белый передник. Войдя в кухню и увидев деревенских, она на мгновение остановилась, с удивлением глядя на них, потом вдруг по измученному лицу ее промелькнула радостная улыбка; она со всех ног бросилась к ним и начала целоваться прежде с бабой, а потом с девочкой.
– - Кидиновна! Поличка, голубушка! приехали! Ах ты, мое золото!
Глаза ее блестели, руки тряслись, слабый голос дрожал от волнения.
– - Собрались-таки… Голубушка моя, да какая ты большая-то стала! -- радовалась горничная на дочь. -- Да раздевайтесь, чего же вы так сидите-то! Груша, голубушка, -- обратилась горничная к кухарке, -- давай скорей обед господам, да поставь тут самоварчик. Нонче самого-то нет, живо отобедают, я и сойду тогда. Ах ты, моя золотая!
Девочка раскраснелась и повеселела. Горничная торопливо расспрашивала, как они доехали, все ли благополучно в деревне; забрала миску с супом и, быстро отнеся ее вверх, сейчас же опять вернулась в кухню.
