У него ко мне был Нью-Йорк - [47]
Однако два раза в неделю ей нравилось спускаться под землю к людям, становиться немного никем и делиться с городом своими интерпретациями радиохитов. Келисса была регулярна, как часы. Она, богиня одной маленькой станции метро, научила меня упорядочивать хаос Нью-Йорка.
Но по ночам её можно было встретить разве что где-нибудь в районе Бушвик в клубе. А я в них почти не бывала. Я бы в них, несомненно, бывала чаще, если бы мне хотелось просыпаться рядом с незнакомцами. Или если бы мне было снова восемнадцать. Но мне нравится теперь совсем другое.
Перламутровые таблетки
Просыпаться рядом с любимым. Изо дня в день. Так много утр подряд, что я считаю их, как перламутровые таблетки, выписанные неведомым небесным психотерапевтом, и не могу перестать считать. И снова рассвет над Нью-Йорком, и снова это ваше смешное небо в окне озаряет бледно-лиловым, ближе к лету света всё больше, и далёкие птички самолётов расчерчивают его белыми нитками, и эта реальность, в которой у меня, оказывается, есть чувства, с каждой новой минутой прогоняет тьму снов.
Их первобытную злую хтонь, где бедное раненое подсознание ещё не справилось с недоступной ему идеей: я действительно осмелилась ощутить себя счастливой. Мне не нужны больше сны о том, как я заблудилась в лабиринте московских улиц и в панике ищу по карманам авиабилет обратно. В реальности я никуда не улетала. Смешно, но именно в Нью-Йорке я уже третий год вскакиваю без будильника в семь утра. И этот стык ночи и дня ощущается не слабее тех, на танцполе. Каждое утро — как приём таинственного волшебного антидепрессанта.
Как долго будет действовать этот рецепт? Смогу ли я продлить его, когда срок всё-таки истечёт? Что я буду делать, когда судьба снова изменит конфигурацию жизни? Как долго я должна их принимать, чтобы окончательно вылечиться?
Просыпаться рядом с любимым. Спросонья заворачиваться в зелёный пуховик-одеяло, завязывать дурацкий небрежный пучок на голове и спускаться в кофейню на углу нашего дома. Уже в семь тридцать там кипит жизнь, и подтянутый деловой Нью-Йорк спешит пробудить сознание эспрессо, макиато и латте на овсяном молоке.
А я беру самый крепкий кофе-без-ничего тебе. И иду наверх с крафтовым подносом и двумя стаканами на нём. Доброе утро. Эти дни — перламутровые бусины в ожерелье нашего неслучайно приключившегося романа, я зря называю их таблетками, конечно же, они — не химия, а магия. И постичь её законы возможно, но не стоит.
Больше тысячи таких таблеток утра. Какой же ты щедрый ко мне, небесный терапевт, я даже не знаю, как соответствовать.
В красном шёлковом платье
А моя подружка А. тем временем училась высекать совсем другие искры. Она находилась в поиске взаимности и потому пропускала через своё сознание тысячи историй, каждая из которых была вполне достойна шанса.
Многие соприкосновения с реальностью А. трактовала как возможный намёк на роман, и потому, если бы она была писательницей, у неё составился бы сборник рассказов куда более увлекательный. Одну зарисовку по её рассказу я бесстыже забрала себе.
Она, нарядная, в красном шёлковом платье, едет на метро на концерт британской рок-группы «Spiritualized». Её потенциальный бойфренд, тот, с кем сегодня назначено свидание, приехал первым, и он уже на месте, он уже написал ей, а она опаздывает.
Она выходит из подземки в глубинах Бруклина и понимает, что зря не взяла с собой зонт. За пятнадцать минут, что она тряслась в поезде, небо затянуло чёрным, установилась плотная стена яростного дождя.
Пришлось натянуть кожаную куртку на макушку. Бедная её укладка, бедный её макияж smokey eyes. Она бежит прямо в дождь. Платье сначала в крапинку от капель, а через секунду — в пятнах воды, и вот оно стремительно становится мокрым.
Через пять минут такого бега она — с потёкшей тушью — в отчаянии оглядывается по сторонам. Куда спрятаться? Где укрыться? Какой Нью-Йорк злой этим вечером.
Вдруг рядом раздаётся приятный мужской голос.
«Do you need an umbrella, miss?»[21]
Оказывается, всё это время за ней шёл этот симпатичный парень. «Творческая» небритость, кудрявые волосы, вуди-алленовские очки в роговой оправе, пальто в мелкую клетку. Но главное — прекрасный плотный зонт с деревянной ручкой.
«Oh, you’re so kind. Oh, thank you!»[22]
И вот она юркает к нему в укрытие, и они — совершенно друг другу незнакомые — делят зонт и бегут, прячась от дождя, по лужам, по тротуарам, по мокрой траве. Чужие, даже не узнавшие имён друг друга и ставшие героями одной сцены.
И вот они уже болтают о том и о сём. Под зонтиком — как в спонтанном убежище, в домике на двоих, в стихийно сложившемся мире симпатии между мужчиной и женщиной, которая легко могла бы стать началом долгой дороги.
Он, как выяснилось, — режиссёр документальных видео для сайта New York Magazine. И музыку он любит. И в Бруклине он снимает крошечную студию. Словом, он — тот, кто мог бы понравиться ей. Она же — продюсер фестивалей. Такая, как она, ему тоже явно могла бы быть симпатична. Ещё поворот, ещё проулок, ещё квартал, и они наконец-то добегают до того зала, где проходит концерт. Это старинное здание, некогда театр, восстановленный в стиле американского барокко, когда много золота и аляповатых скульптур. Именно там и проходит концерт британской группы «Spiritualized». Именно там и ждёт её уже полчаса её бойфренд.
