У нас в Крисанте - [54]

— Все! Прошли проклятые боли! А ну, Михэлука, возьми мел и продолжай писать.

Но проклятые боли возвращались все чаще и чаще, и старшей пионервожатой Илдике Барани то и дело приходилось замещать учителя. Она очень серьезно относилась к своей работе, была строга и ничего не прощала ребятам. Во многих случаях, когда учитель ограничился бы простым замечанием, Илдика Барани ставила плохую оценку. Сразу после уроков Илдика собрала ребят.

— Давайте, ребята, поговорим о том, что произошло сегодня в классе. В первую очередь пусть скажет Бреб старший, что он об этом думает.

Михэлука хмуро встает. Молча стоит он, угрюмо уставившись на царапину в углу парты. Все мысли его заняты только одним — он думает о разбитом стекле: «Придется вставить новое стекло. А сколько может стоить такое большое стекло? Ведь оно раза в два шире оконного!»

— Странно! — говорит Илдика. — Видно, некоторые пионеры думают, что достаточно хорошо учиться, чтобы иметь право носить пионерский галстук. На пионерские собрания они не ходят, посадка деревьев их не интересует, в классе бог знает что вытворяют, а ответ держать за свои проступки боятся.

Но так как Михэлука по-прежнему стоит и молчит, Илдика сердито поворачивается к Бенони, который яростно грызет ногти.

— Ногти нечего есть, они невкусные, — говорит Илдика. — Передай маме, что я ее прошу завтра утром прийти в школу.

Бенони быстро прячет руки за спину и вскакивает как ужаленный.

— Ты понял?

Но Бенони усиленно моргает и качает головой в знак того, что не понял. Пионервожатая смотрит на него с удивлением.

— Что все это значит? — с недоумением спрашивает она, стараясь сохранить спокойствие.

— Не могу я ей этого сказать! — лепечет Бенони. — Не могу! — повторяет он с отчаянием. — Вы мою маму не знаете. Если ей сказать, что Михэлука разбил стекло, она его живьем съест.

В классе раздается смех. Но Илдика стучит карандашом о кафедру и строго спрашивает:

— Кому здесь смешно?

Орестел, прикусив губу, смотрит на потолок. Близнецы братья Рига лихорадочно лезут под парту, а Лупеш засовывает в рот кулак. Каждый пытается сдержать смех. Ребята еще ни разу не видали свою пионервожатую в таком гневе.

— Им легко смеяться! — кричит Бенони. — Им-то что! А кто всякие клички выдумывает, кто нас дразнит? Кто всячески над нами издевается?

— Перестань кричать и расскажи все по порядку.

— А что мне рассказывать? — жалобно спрашивает Бенони. — Михэлука ни в чем не виноват! Я очень вас прошу, товарищ пионервожатая, не вызывайте мамку в школу. Если она узнает о стекле, не жить больше Михэлуке в ее доме.

— Как это «в ее доме»?

— Ну, в доме моей мамки! — повторяет Бенони, скорчив такую несчастную мину, что ребята не могут удержаться от смеха.

А Корнелиу Лупеш в восторге визжит:

— Пимперлино!

Илдика бросает на него грозный взгляд.

— Тише! Лупеш, встань и стой около своей парты… Я ничего не понимаю, Бенони! — говорит она мягким голосом. — Разве вы с Михэлукой не родные братья?

— Я его люблю больше, чем брата! А мамка его умерла, она была сестрой папы.

— А где его отец?

— Отец? У него нет отца!

Весь класс уставился на Михэлуку. Ребята словно видят его впервые, а он стоит, низко опустив голову.

— Садись, Михэлука! — тихо говорит Илдика.

Мальчик садится. Он смертельно бледен, глаза его лихорадочно блестят, а голова гудит, как котел. С ужасом ждет он новых насмешек, но тут раздается тоненький, робкий и вместе с тем решительный голосок Алекуцу Гасса:

— Михэлука Бреб не виноват.

— Никто из вас не должен думать, что вся эта история касается только пионера Бреба, — задумчиво говорит расстроенная Илдика. — Я хочу напомнить всему классу, что ваш учитель серьезно болен. Сегодня ему стало очень плохо, и я попросила разрешения заменить его на уроках. «Не могу я спокойно лежать дома, да еще в конце учебного года. Мне надо обязательно быть с ребятами, когда они повторяют весь пройденный материал. Я должен быть с ними», — ответил он мне. А вы как себя ведете? Какой вы сюрприз ему подготовили? Подрались и разбили дверцы шкафа?

Слова пионервожатой заставили ребят глубоко задуматься. Как иголки вонзились они и в сердце Михэлуки. Как он мог думать только о разбитом стекле и забыть больного учителя!

Опечалились и остальные виновники происшествия. Корнелиу Лупеш, который всегда был рад посмеяться даже без всякой причины, насупился и стиснул зубы. А Орестел громким голосом, так, чтобы все слышали, спросил:

— Кто пойдет со мной к телефону? Я позвоню папе, и он пришлет в школу стекольщика.

— А ты полагаешь, что твой отец обязан расплачиваться за стекла, которые ты выбил? — спросила Илдика и, бросив строгий взгляд на мальчика, вышла из класса.

«Орестел зазнался, это ясно, — думает она. — А это очень плохо, когда председатель пионерского отряда зазнается». В ушах у нее еще звучит печальный голос Бенони: «А кто всякие клички выдумывает, кто дразнится? Кто над нами издевается? Им-то что!.. А вот если мама узнает, что Михэлука разбил стекло, она съест его живьем… Не жить больше Михэлуке в ее доме… В доме мамки…» А Михэлука Бреб упорно молчал… А потом тоненький голосок Алекуцу Гасса: «Старший Бреб не виноват».