У народов Восточной Африки - [51]

Старика я увидел издалека как раз в тот момент, когда он шел на дежурство с одеялом и палкой. Палка — это еще понятно, но зачем одеяло?

После знойного дня я чувствую себя превосходно на открытой веранде. Зажженная лампа бросает отсвет на чисто выбеленную стену, и в ее отражении, как на экране, развертываются фантастические кинокадры тропической жизни. Вокруг лампы вьется туча крылатых термитов. Эти безумцы идут на смерть ради того, чтобы совершить всего один полет. Их непомерно грузные, неуклюжие туловища при маленьких тщедушных крылышках делают для них невозможными перелеты на большие расстояния. В своем непреклонном, настойчивом стремлении к свету они беспрестанно ударяются о стенку и падают на пол. Все более толстый слой их покрывает пол у основания смертоносной стены. Завтра утром они станут лакомым блюдом для кур. Придет с ведром бой и соберет в него еще живую, вяло копошащуюся массу. Однако не все термиты успевают упасть на пол. Вот уже появились летучие охотники за ними, быстрые и бесшумные. Совершая виражи под потолком, они время от времени ловко подхватывают какого-нибудь безумца. Это летучие мыши — умные, таинственные, угловатые существа, подобные пришельцам с другой планеты.

Тут и ночные бабочки. Отчаянно трепеща крылышками, они мелькают в лучах света. Огромные, искусно разрисованные, они в конце концов опалят себе крылья и упадут на пол вместе с термитами.

Иногда на белом фоне экрана вырисовывается богомол, всегда осторожный, хитрый и практичный. Он прилетает сюда не для того, чтобы бесславно погибнуть О нет! Он прекрасно знает цену предательской, ослепляющей белизне света и стремится использовать ее в своих узкоэгоистических целях. Вот, приняв исходную позицию, он замирает на своем посту, чтобы лучше высмотреть и вовремя ухватить жертву. И все то, что ничтожно, что мелко — комарики, едва видимые мошки, — попадает в расставленные им сети.

Перебирая ниточками легких ножек, богомол незаметно приближается к намеченной жертве. Время от времени он останавливается и застывает в полной неподвижности, как бы имитируя веточку. Но в такой маскировке нет необходимости: кто обратит на него внимание теперь, когда свет лампы так соблазнителен и магнетически притягателен, когда он гипнотизирует и обессиливает? И насекомые несутся на свет, ударяются о стену, падают, взлетают и ударяются вновь…

Внимание мое привлекает жужжание и последовавший за ним сильный удар о стену. Ах, и этот здесь объявился! Вырвавшись из своего привычного мирка, прямо из придорожной пыли прибыл сюда жук-навозник. Ему тоже захотелось подняться ввысь. И вот он уже лежит на спинке, беспомощно перебирая лапками. Но никто не сжалится над несчастным, никто не поможет ему перевернуться на брюшко, и его постигнет участь всех остальных — он пойдет на корм курам.

Становится все более шумно, сгущается мгла трепещущих крылышек. На веранду выходит кот. Теперь начнется охота!

Откуда-то издалека, из лесной чащи доносится грохот барабанов — они извещают о все еще продолжающемся торжестве обрезания. Я уже знаю, что через мгновение барабанный бой прекратится. Он не должен продолжаться более десяти минут. Это сигнал к началу танцев, или так называемой нгомы. И действительно, барабаны вскоре затихли. Воцарилась полная тишина. Сегодня ее не нарушит рычание львов — все они давно покинули эти места в поисках более спокойного и свободного от людей уголка.

Я смотрю на часы: десять часов — время, когда, по словам отца Лонжинуса, должна пройти попутная машина. И в самом деле, до слуха моего долетел какой-то шум. Машина идет как раз в нужном направлении. Я прислушался. Сейчас раздастся характерный скрежет тормозов. Шоферу уже пора бы заметить знаки.

Я отсчитываю секунды в состоянии крайнего нервного напряжения, но шум мотора не смолкает. Это настоящее издевательство надо мной и над тем почтенным старцем, что стоит на дороге. Как он, несчастный, должно быть, волнуется! А машина и не думает снижать скорости. Временами шум ее затихает, но потом неожиданно вырывается откуда-то вновь, еще более явственный и оглушительный, как будто приблизившийся вплотную. Грузовик то с воем взлетает в гору, то, наоборот, спускается в долину, и тогда шум его доносится приглушенно и мягко. Остался всего один поворот, и через какую-нибудь долю секунды машина должна вылететь на боковую дорожку миссии.

Я поднимаюсь с места, наклоняюсь так, чтобы мне была видна дорога, и, напрягая зрение, пытаюсь что-либо рассмотреть во мраке. Но вот свет фар прорезывает темноту, и огромное квадратное туловище грузовика, рыча мотором и бренча разболтанными металлическими частями, проносится мимо. Что случилось?.. Где же старик?

Не веря собственным глазам, с минуту я еще стою и прислушиваюсь. Шум мотора удаляется. Нет никаких сомнений в том, что машину никто не задержал.

Я сбегаю по ступенькам веранды и опрометью бросаюсь к дороге. Освещенная серебристым светом нарождающегося месяца машина исчезает за поворотом. Кругом ни души. Я оглядываюсь по сторонам. Старик должен быть где-то здесь.

— Эй, бабá! — кричу я во весь голос.