У метро, у «Сокола» - [35]

И Кравцов прямо повеселел, глаза заблестели, руки потирает. Фридман тоже смотрит с большим интересом, Настя Кох несколько непонимающе… на лице Гоги Пирамидина да, скепсис.

Покровский решил зайти с мелочи.

– Почему, например, покушений нет уже больше четырех с половиной суток…

– Я ежедневно все длинные сводки проглядываю, нет ли где-нибудь хоть чуть-чуть похожего, – попробовал встрять Кравцов, но Покровский не дал:

– Можно предположить, что Чебурашка закончил программу. Свою убил, внимание отвлек, цель достигнута…

– Да ты что за хрень-то несешь, Покровский, – возмутился Гога Пирамидин. – Это срок – четверо суток? Мы можем и не знать, валяется трупешник где-нибудь в канализации.

– И он мог перерыв сделать, – вступила Настя Кох. – Приболел, может.

– Да хоть бы и сдох, – продолжил Гога Пирамидин. – Сдохнуть любой может в любой момент.

Жунев ничего не сказал.

– Смотрите, – не торопился Покровский. – Моя схема объясняет смазанное последнее покушение. Будто хотел побыстрее прикрыть лавочку. Для галочки, наспех. И важнее ему было убежать оттуда, чем точно гирю швырнуть.

– Лавочку для галочки… – разгорячился Гога Пирамидин. – Но это он, получается, грязно сработал. Не соответствует!

– Рассчитал, а нервишки задрожали. И чего уж он так подставился – следов-то у нас нет. Только умозаключения.

– Я и говорю, у тебя только умозаключения!

– Но нельзя отрицать, что последнее покушение подготовлено из рук вон плохо! Это не умозаключение, это для нас для всех факт.

– Ты это с таким видом говоришь, – заметил Жунев, – будто это подтверждает твою версию. А оно, наоборот, опровергает. Гога прав – исчезает образ хладнокровного комбинатора.

– Если на Скаковой все же несчастный случай, – упрямо продолжал Покровский, – то становится ясно, почему такие разрывы между эпизодами.

– Какие такие?

– Между Скаковой и станцией Гражданской прошло больше недели, с двенадцатого по двадцатое число. А потом три попытки за шесть дней. Это что значит? Это значит, что первую неделю Чебурашка готовился. Нужно был найти места, орудия убийства, все продумать…

– Фига с два, это и про простого маньяка можно сказать, что получил импульс после кирпича, а потом неделю обдумывал, готовился, – возразил Жунев.

– Маньяк не такой рациональный, – сказал Кравцов.

Прозвучало не очень. Маньяки, конечно, многим гражданским по рациональности сто сорок очков вперед дадут.

– На данный момент на Скаковой – подозрение на убийство, а не несчастный случай, – напомнил Жунев. – Эксперимент твой дал дубу.

– Ты же со мной согласен, что там несчастный! – возмутился Покровский.

– Я-то, может, и согласен, но эксперимент этого не доказал.

Не доказал, тут не возразишь.

– Полная хрень, а не версия! – сказал Гога Пирамидин. – Покровский, ты говоришь, маскировка! Какая, в заднюю часть, маскировка, если он в галошах с Чебурашкой гуляет!

– Если это он.

– А кто? – возмутился Гога Пирамидин. – Хрен какой-то сел в троллейбус в галошах через пятнадцать минут после покушения близ места покушения…

– Мы ничего про него не знаем, – Кравцов вновь не слишком удачно попытался помочь Покровскому.

– Ты не знаешь, – разозлился Гога Пирамидин. – А я знаю, что на мокрое дело с такой приметой не пойдут нормальные люди… Значит, псих!

– Хач с Чебурашкой немножко, кстати, странно, – задумчиво сказал Жунев. – Они же все на понтах… Чебурашка несолидно вообще.

– Если он психический, – Гога Пирамидин продолжал говорить раздраженно, – то нет разницы, хач он или молдаванин…

Пора выкладывать козырную карту. Покровский вытащил ее из папки, условную карту Петровского парка, собственноручно начертанную.

– О, каляки-маляки, – обрадовался Жунев. – И что же тут? Квадратики с крестиками – это что?

– Это скамейка, на которой убили Кроевскую. А это скамейка, которую мне Раиса Абаулина, соседка Кроевской по коммуналке, показала, где тоже любила сидеть убитая. А здесь, – Покровский нарисовал еще один квадратик с крестиком, – та скамейка, о которой нам рассказал сейчас Миша. На которой Варвара Сергеевна тоже сиживала, по словам свидетельницы из Владимира.

– Кузнецовой, – поспешил подсказать Фридман.

– Фридман, окно открой целиком, – сказал Жунев. – Курите как черти…

И сам закурил. Фридман открыл окно.

– Скамейка два далеко, с другой стороны парка, и сидела на ней Кроевская, по словам Абаулиной, в прошлом году, а в этом ее Абаулина там не видела, – продолжал Покровский.

– Просто не попадалась, – не преминул возразить Жунев.

– Тут важно, что все три скамейки уединенные, – объяснял Покровский. – Как бы на отшибе. А про Кроевскую все говорят, что она не отличалась коммуникабельностью… Это значит, что и убийца мог вычислить эту ее привычку сидеть на уединенных скамейках. Мог?

– Не надо ему никого вычислять, глуши, кто удобно попался, – возмутился Гога.

– Мог, – жестом остановил Гогу Жунев. – Но я не понимаю, к чему все это.

– Теперь дальше. – Покровский обвел кружками скамейки номер один и три. – Под этими двумя скамейками найден асфальт. Под одной большой кусок, орудие убийства. Под другой мы нашли – Миша нашел – маленький фрагмент того же самого асфальта. Понимаете?

– С трудом, – сказал Гога Пирамидин.