У Жунева новые часы, какие-то хитрые, плохо видно под линялым рукавом. В кабинете за две недели ничего не изменилось, только вентилятор прибавился, основание синее, лопасти белые.
– Яркова Юлия Сигизмундовна, – открыл папку Жунев, – одна тысяча девятьсот десятого года рождения. Кирпич на голову, тяжелый, дореволюционный. С балкона аварийного здания на Скаковой улице. Двенадцатого мая, днем… Тринадцать пятьдесят точное время. Скончалась на месте.
– Еще и кирпич! – поднял брови Покровский. – Ты мне про эту Яркову не рассказал, когда я в четверг звонил.
– Еще не знал про нее! А после Петровского парка Подлубнов вызвал меня, говорит, смотри, какая была еще история с кирпичом на Скаковой. Получается не две ветеранши подряд, а три, и все близко, примерно вокруг «Динамо». Я поехал, конечно. Развалюха, все на соплях. Сейчас заколотили, балкон сеткой обвесили. А толку, бабушка уже тю-тю…
– Ничего не нашел в доме?
– Ни хрена. Прошло, – Жунев обернулся к настенному календарю с рекламой «Аэрофлота» в виде старика Хоттабыча на волшебном ковре, потыкал карандашом в цифры, – одиннадцать дней, когда я приехал. Районные менты ходили на балкон, натоптали. Откуда кирпич – видно, но явных следов недавнего присутствия человека нет.
– В обеденный перерыв в людном месте, – прикинул Покровский.
– А я о чем! Свидетелей полно. Все видели момент падения кирпича на старушку. А чтобы кто-то что-то на балконе увидел – никто ничего.
– Кирпич старушке по макушке – вроде классика, – сказал Покровский. – Но в моей практике не встречалось.
– В моей тоже, – согласился Жунев. Закурил свои «Столичные». Включил и тут же выключил вентилятор. – А в практике данной старушки встретилось. В общем, на несчастный случай похоже, как сразу и записали.
– А на убийство? Возможно технически?
– Технически да. Кинул – сразу на карачки и в дом. Сзади из-за дома вышел и смешался с толпой. Но это только технически. А в реальности это дикость какая-то.
Ровно две недели назад. Только праздники отшумели.
– Ясно. Вторая, значит, железякой у железки?
Жунев зачитал про вторую. Нина Ивановна Ширшикова, 1907 года рождения, двадцатого мая в 23:01 сошла на станции «Гражданская» с электрички со стороны центра. Между станцией и местом жительства Нины Ивановны в проезде Соломенной сторожки пролегает короткий и грязный Чуксин тупик. Гаражи, склады, пролом в заборе в Тимирязевский лесопарк, кривой фонарь с тусклой лампочкой. Здесь и срубил неизвестный злодей Нину Ивановну ржавым рельсом уверенным страшным ударом.
Следы – есть. На рельсе ниточки, похоже, что от нитяных перчаток. На влажной почве отпечатки галош фабрики «Красный треугольник» сорок четвертого размера. И непосредственно подле трупа, и довольно много – в тени заколоченной будки у забора. Убийца ждал, топтался.
– Окурков не было, – добавил Жунев. – Ждал-топтался, а окурков нет. Значит, не курит.
– Или в карман. А пепел затоптал, – предположил Покровский.
Труп обнаружили пассажиры со следующей электрички, 23:40, хмельная компания. Жунев как раз дежурил по городу – так, собственно, их группе и достались все мертвые старушки, включая предыдущую и сколько еще будет дальше. Неподалеку от тела хозяйственная сумка, там паспорт, сезонный проездной в кошельке, семь с небольшим рублей, ключи от квартиры, палка дефицитной сырокопченой колбасы.
Жила Ширшикова одна в однокомнатной квартире без телефона. Соседи рассказали, что захаживал – заезживал на «Волге»! – племянник. Но номера «Волги» не помнили, а та соседка, что с Ниной Ивановной близко дружила, укатила на свадьбу к родственникам в Майкоп, и записной книжки в квартире убитой не было.
Сначала Жунев – еще не знавший о Ярковой и кирпиче – придерживался версии пьяного хулиганства. Силушка у кого-то взыграла, а настроение не очень, вот для потехи и впечатал в Нину Ивановну ржавый рельс.
– Если ждал-топтался, – возразил Покровский, – значит, не случайно… Хулиган увидел бы старушку и хвать рельс, а этот ждал.
– Может стоял мумукал, ужратый. Баба выгнала. Или, знаешь, бывает, блатной в карты проиграет жизнь первого пассажира со станции…
– Сплошь и рядом, – кивнул Покровский.
– Еще через день третья старушка, в Петровском парке. Это днем двадцать второго. Я туда не мог, был на другом убийстве… в Битцевском… ну неважно. Сидел там до утра. Двадцать третьего поехал в Петровский, а тут как раз соседка Ширшиковой вернулась… Этой, убитой рельсом. Позвонила сюда, попала на Кравцова, дала ему наводку на племянника Ширшиковой.
Жунев снова закурил. Рассказал, явно затягивая, хитро на Покровского поглядывая, что сначала племянника Кравцов дома не застал, только жену с детьми… Записная книжка Ширшиковой, кстати, у них и нашлась, забытая. И от жены-то и узнали, что Ширшикова была у нее, и на какую точно электричку она пошла. Связались с племянником, он прикатил из Калинина, что ли…
Жунев глянул в бумаги:
– Да, из Калинина. И Кравцов его задержал, понимаешь, привез сюда, тут бардак, племянника в обезьянник…
