У меня дома пчела - [2]
У пядениц нет ни глазчатых пятен, ни раскраски какой-нибудь яркой, поэтому они и не раскачиваются, как змеи, и голову большую не делают — всё равно никто не испугается.
Зато они умеют замирать и превращаться в сучок, или в веточку, или в листик. И, превратившись, они ни за что себя не выдадут, что с ними ни делай.
Только я ничего с моей пяденицей не делаю, сижу тихо и жду, когда пяденица придёт в себя от испуга.
И вот она наконец зашевелилась. Встала на задние лапки и начала вертеть головой. Голова у гусеницы не вертится одна, без туловища. Пяденица стоит на задних лапках и вращает туловищем во все стороны: решает, куда ей ползти. Наконец решила и зацепилась передними лапками за кепку. Поползла.
Но вот она снова остановилась и снова встала на задние лапки. В одну сторону перегнулась, потом в другую, словно танец какой исполняет. И так изящно, так грациозно.
Почему такая несправедливость: бабочек любят, а гусениц нет? И ведь это только оттого, что гусеницы ползают, а бабочки летают. Потому что если вы думаете, будто гусеницу не любят оттого, что она листья ест, а бабочку любят за то, что она цветы опыляет, так ведь все знают, что без гусеницы, которая листья ест, бабочки бы не было. Ведь бабочка из гусеницы получается!
...А на меня напали муравьи. Мешаю я им. И не то чтобы они здесь жили, нет, просто гуляют тут. Встречаются, обмениваются новостями. А я их дорожки, по которым они привыкли бегать, заняла.
Муравьи лезут по ногам, по рукам, за шиворот забираются. Но не кусают. Видно, просто понять мне дают, что мешаю.
А я непонятливая — их сбрасываю. Муравьи кубарем летят в траву, встают — и опять ко мне. И опять за шиворот. Ну совершенно не боятся!
Но вот что я вижу. В то время, как я с одними муравьями воевала, другие муравьи в кепку залезли, схватили за два конца мою гусеницу и тащат.
Тогда я встала, подняла с земли кепку, и вот тут муравьи, наконец, испугались: я их от дома уношу. Бросили муравьи гусеницу и заметались по кепке. Что им теперь делать, когда они на такой высоте оказались?
Один муравей примерился и спрыгнул. За ним другой.
Я опустила кепку, и муравьи разбежались. Теперь только гусеница осталась в кепке. Лежит на дне и не шевелится. Ещё бы! Ведь её только что чуть не утащили муравьи.
Но вот гусеница вздрогнула и поползла. Осторожно ползёт гусеница. Каждую секунду готова замереть.
Вот она пересекла донышко и направилась вверх к ободку. Гусеница ползёт по ободку — ищет, где спуститься можно. Она встаёт на задние лапки и туловищу через ободок перекидывает. Только круто тут. Гусеница дальше ползёт, и опять туловище перекидывает, и опять ползёт. Наконец, доползла до козырька. А козырёк на траве лежит. Гусеница по козырьку спустилась — и в траву.
А я надела кепку и пошла домой.
В лесу
Я иду в лес. Сегодня я иду за земляникой. А ещё — чтобы подышать лесным воздухом и послушать, как шумят верхушки деревьев.
Обычно в лесу меня больше всего интересуют насекомые: то я ищу паука, которого встретила накануне, то слежу за муравьем: куда и что он тащит. То разворачиваю свёрнутые в трубочку листочки: смотрю, в каком кто живёт. Или вдруг остановлюсь возле куста: вокруг бабочки летают. Ну как не остановиться и не последить за ними?
Только сегодня я пришла в лес не за этим. А пришла за земляникой. Я знаю поляну, где земляники очень много. Там одну ягоду сорвёшь, а рядом другая.
Вот я иду по лесу, ищу эту самую поляну, как вдруг рычание.
Оборачиваюсь. На сосне сидит белка, смотрит на меня и рычит. Но разве белки рычат? А эта рычит. Да так страшно, что я отступаю: боюсь, что она сейчас мне в лицо вцепится. Я всегда видела только мирных белок. Даже кормила из рук орешками. Белка брала орешек и прятала его за щеку. И ещё просила. Ведь у неё две щеки. А эта рычит.
Я оглядываюсь. Осматриваю ель, на которой сидит белка. Может, помешала ей чем? Может, спугнула кого? Нет, нигде никого нет, да и кого тут можно спугнуть? Белки плетут гнёзда на самых верхушках деревьев. Гнёзда круглые, с двумя отверстиями. Гайны называются.
Белка помолчала и опять как рыкнет! Висит она отвесно: лапками ель обхватила, а мордочка ко мне обращена. Я двинулась дальше, и белка за мной выгибается. Изогнулась вся, чтобы меня видеть, и смотрит. Вдруг сорвалась с места и вверх поскакала. Там наверху где-то остановилась и снова смотрит. Сердито, недоброжелательно.
Наконец убежала. Скрылась. Вокруг тихо, солнечно. Да ну, думаю, просто странная белка.
Иду дальше. Гриб увидела. Пусть растёт. Вышла к овражку. По бокам овражка кусты малины. Удивительно, сколько всего в лесу!
А вот и поляна, которую я искала. Земляники сверху не видно. Она прячется под листиками. И трава её прикрывает.
Я присела. И сразу со всех сторон красные ягоды увидела. Стала собирать. По траве ползаю от одной землянички к другой. Полкорзинки набрала. Легла на траву и лежу. Ветерок обдувает. Солнце греет. Земляникой пахнет...
И тут меня что-то по голове как стукнет. И в волосах запуталось. Я рукой притронулась: кто-то огромный в волосах шевелится, потом зажужжал и на плечо сел.
Оказывается, жук. Усач. Очень страшный. Чёрный, блестящий, словно лакированный. Ногами шевелит, поскрипывая, будто закован в лакированные доспехи. Я такого большого жука никогда не видела. А тут на тебе — сам на голову упал.
