У мента была собака - [17]
Гюль-Бале не понравилось, что какой-то мальчишка опередил его. Чутьем участкового милиционера Ахмедов догадался, что перед ним стоит тот самый Республиканец.
— Знаете, вообще-то это я хотел ее забрать.
— Какое совпадение… Или ты считаешь, что я должен был опередить тебя? — все это майор выпилил на чистом русском, без акцента, колодезным ментовским голосом.
Во дворе стояла такая тишина, что еще немного и можно было бы услышать, как гудит, вьется у стекла Семкиного прожектора мошкариный рой, как где-то далеко на бульваре шлепаются о сваи волны старика Каспия, тяжелые от мазута.
Все боялись, что Республиканец скажет «да». Но республиканец, стоя на границе прожекторного круга и приглушенного света, тихо лившегося из открытых окон, сказал:
— Доберман-пинчер — сравнительно новая порода. Ее вывели в одна тысяча восемьсот, — запнулся, — шестидесятом году в результате скрещивания дога, немецкой овчарки, ротвейлера и пинчера, вероятно, с добавлением также крови босеренов и английских грейхаундов.
Гюль-Балу слова Республиканца не тронули, но ввели в некоторое заблуждение. Сморщив лоб и нахмурив брови, он напряженно думал о том, что босеренов и английских грейхаундов, от которых якобы произошла Тумасова Джуля, было бы совсем неплохо загнать в электрическое молоко прожекторного круга, впрочем, как и половину этого двора, всегда отличавшегося каким-то странным, не подходящим ни под одну уголовную статью своеобразием. Надо же было додуматься освещать двор корабельным прожектором… И кому это первому в голову пришло? Майор втянул ноздрями воздух…
Это продвижение ночного состава воздуха в поместительные борцовские легкие милиционера, с последующим как бы дегустационным опрокидыванием головы назад, его долгое удерживание и, наконец, внезапный сильный выдох были слышны вплоть до четвертого этажа. Так же хорошо, как слышно, было видно, что воздух, которым дышит весь двор, который считают идеальным, и потому не замечает, не очень-то понравился милиционеру, видимо, он, Гюль-Бала, все-таки предпочитал иной воздушный коктейль.
— Не мент какой-то, а прямо гладиатор на арене, — не удержалась, вскипела Нигяр-Ханум. И всем было понятно, что она это сделала не только для того, чтобы прервать тишину в пользу родного воздуха Второй параллельной, но и для того, чтобы сказать себе самой, что с участковым все давно покончено.
— Ну вот, — Мехти вытащил из-за уха сигарету и подождал, пока его младший брат услужливо чиркнет зажигалкой, — а я-то думал, он заставит нас из моря воду пить вместе с осетрами.
— Если слишком не залупаться, с ним жить можно, — выдал заключение брат старосты двора.
— Возьмите, — вымолвил тихо Республиканец, — она же из вашей квартиры. И потом, все равно я завтра уезжаю, вернее, сегодня, да и милиционеру с собакой лучше, чем без нее. — Мальчик двумя пальцами взял Джулю за стальной ошейник, потянул, передал Гюль-Бале.
— Почему ты Республиканец?
— Я не знаю. — И соединил что-то разомкнутое, что оставалось невидимым даже в свете прожектора. — Это, наверное, из-за слона…
— Слоны, собаки… У вас тут прямо зоопарк. Обращайся, если вдруг буду нужен. — Гюль-Бала задумался, снял со своей руки щегольские часы с проклюнувшимся новым днем, чем-то похожим на старый, а чем-то уже нет. — Возьми, возьми…
— Зачем? — не собираясь присваивать себе чужое время, удивился мальчик.
Майор хотел сказать ему — «Ай язых, мало говори да, бери, раз дают», но что-то останавливало его от привычной резкости: какой-то не такой он был, не как все, этот их Республиканец, даже не знаешь, как с ним быть, как ответить ему.
— Это тебе от меня.
Милицейские часы с хрустальным стеклом, фарфоровым циферблатом и литым браслетом холодно и тяжело легли в руку заезжего отрока, легли, как ложится любая случайно обретенная дорогая вещь, от которой одна нажива — безостановочный вихрь судьбы.
— Сколько время? — неожиданно выстрелил Гюль-Бала.
Растерянность Республиканца Гюль-Бала объяснил себе тем, что задал ему вопрос, на который не так-то просто ответить в тринадцатилетнем возрасте. Но еще ему показалось, что и на него самого тоже легла часть этой задачи, для решения которой потребуется немало времени и сил.
— Половина от чего-то там, — нашелся Республиканец.
— Хорошо, что ты не помешал собаке выбрать хозяина. — Гюль-Бала нежно погладил бархатное доберманово ухо.
И словно с другого берега донеслись до собаки уличный шум, суета и грохот. С грустью, написанной на ее морде, она вспомнила, как подъехала кооперативная хлебовозка, как выпрыгнули из ее кабины водитель машины и молоденький милиционер, сержант с тоненькими усиками. Они помогли взобраться в короб грузовичка старухе, матери портного, его жене… А потом хозяин взял ее на руки и закинул в темноту, которая вытекала из крошечного оконца всю дорогу и никак не могла вытечь. В коробе старуха тихо плакала, а хозяин успокаивал ее, говорил, что швейная машинка, которую они взяли с собой, прокормит их в любом месте, самое главное — добраться «без приключений» до Морвокзала. Старуха боялась, что их могут остановить по дороге и потому на всякий случай крепко сжимала утюг… Но хозяин отвечал, что один из этих двух — зять Гюль-Балы, потому они обязательно проскочат. А она отвечала: «Ты болен, мой мальчик, тебя лечить надо, разве ты не знаешь, что Народный Фронт повсюду». Собака думала, что он, ее хозяин, обычный человек, правда, совсем не мальчик, и от чего его надо лечить, она не знала. И от того у собаки на виске встала дыбом шерсть, а потом ее стошнило, но никто этого не заметил. На Морвокзале толпы народа жали их к парому. Было не пробиться. Хозяин все кричал: «Машинку швейную не забудьте! Помогите донести». Один раз молоденький милиционер, зять того самого участкового, которого все так ждали и не дождались, стрелял в воздух из старого револьвера, кричал разъяренной толпе, что голову прострелит каждому, кто только попробует сунуться к ним. Джуля, практически предоставленная сама себе, проходила несколько стадий собачьего взросления, одна из которых вывела ее на ту степень отчаяния, которая и помогла ей дожить до сего дня. На этой стадии собака уже не помнила, как ее хозяин договорился с зятем участкового, что тот довезет ее назад до дома и попробует определить к кому-нибудь из соседей. Зато она хорошо помнила тот момент, когда хлебовозка подъехала к дому и какие-то люди начали густо стрелять в машину из-за угла дома, как милиционер сбросил ее с коленей, распахнул дверь и начал стрелять в ответ. Что оставалось ей, собаке, как не бежать. Правда, за ней гнался вот этот самый Республиканец, которому другие мальчишки кричали: «Ложись!..», а бабушка: «Сева, немедленно домой!»
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Фрау Шрам» — каникулярный роман, история о любви, написанная мужчиной. Студент московского Литинститута Илья Новогрудский отправляется на каникулы в столицу независимого Азербайджана. Случайная встреча с женой бывшего друга, с которой у него завязывается роман, становится поворотной точкой в судьбе героя. Прошлое и настоящее, Москва и Баку, политика, любовь, зависть, давние чужие истории, ностальгия по детству, благородное негодование, поиск себя сплетаются в страшный узел, который невозможно ни развязать, ни разрубить.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Последние майские дни 1936 года, разгар репрессий. Офицерский заговор против Чопура (Сталина) и советско-польская война (1919–1921), события которой проходят через весь роман. Троцкист Ефим Милькин бежит от чекистов в Баку с помощью бывшей гражданской жены, актрисы и кинорежиссера Маргариты Барской. В городе ветров случайно встречает московского друга, корреспондента газеты «Правда», который тоже скрывается в Баку. Друг приглашает Ефима к себе на субботнюю трапезу, и тот влюбляется в его младшую сестру.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Бьяртни Гистласон, смотритель общины и хозяин одной из лучших исландских ферм, долгое время хранил письмо от своей возлюбленной Хельги, с которой его связывала запретная и страстная любовь. Он не откликнулся на ее зов и не смог последовать за ней в город и новую жизнь, и годы спустя решается наконец объяснить, почему, и пишет ответ на письмо Хельги. Исповедь Бьяртни полна любви к родному краю, животным на ферме, полной жизни и цветения Хельге, а также тоски по ее физическому присутствию и той возможной жизни, от которой он был вынужден отказаться. Тесно связанный с историческими преданиями и героическими сказаниями Исландии, роман Бергсвейна Биргиссона воспевает традиции, любовь к земле, предкам и женщине.
Читатель, вы держите в руках неожиданную, даже, можно сказать, уникальную книгу — "Спецпохороны в полночь". О чем она? Как все другие — о жизни? Не совсем и даже совсем не о том. "Печальных дел мастер" Лев Качер, хоронивший по долгу службы и московских писателей, и артистов, и простых смертных, рассказывает в ней о случаях из своей практики… О том, как же уходят в мир иной и великие мира сего, и все прочие "маленькие", как происходило их "венчание" с похоронным сервисом в годы застоя. А теперь? Многое и впрямь горестно, однако и трагикомично хватает… Так что не книга — а слезы, и смех.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.