У кромки воды - [9]

– Как ты смеешь так говорить с моим сыном!

Насколько мне было известно, прежде она в жизни не повышала голос, тем больше было потрясение. Продолжила она сдержанным, но пронзительным голосом, дрожавшим от праведного негодования: Эллис ничего не мог поделать со своим дальтонизмом, так же, как другие несчастные – с тем, что у них пальцы сросшиеся, разве непонятно, и дальтонизм, кстати, достался ему не по ее линии. Заговорив о наследственности, она обвинила эту (тут она выбросила руку и указала на меня) в падении Эллиса. Неуравновешенная потаскуха, совсем как ее мать.

– Придержи язык! Ты говоришь о моей жене! – выкрикнул Эллис.

– Она не была потаскухой! – пробасил полковник.

Секунды две, может, три, в комнате было тихо, только тикали часы и бил крыльями кенар, пришедший в крайнее волнение. Он метался по клетке, превратившись в бледно-оранжевое размытое облако, и бился о прутья, роняя крохотные пушистые перышки.

Мы с Эллисом в ужасе посмотрели друг на друга.

– Ах вот как? – спокойно произнесла свекровь. – Тогда кем же она была, дорогой?

Полковник шевельнул губами, словно хотел ответить, но слова не шли.

– Ладно. Я всегда подозревала. Видела, как ты на нее смотрел, – продолжала свекровь.

Ее глаза неистово горели от неприличия всего происходящего.

– По крайней мере, ты не был настолько глуп, чтобы с ней сбежать.

Мне едва не захотелось вступиться за полковника, заметив, что на мою мать так смотрели все – просто не могли ничего с собой поделать, – но у меня хватило ума не открывать рот.

Свекровь внезапно повернулась к Эллису:

– А ты… я тебя предупреждала. Как бы неловко мне ни было, я, возможно, могла бы стерпеть, если бы ты просто решил уйти в загул, попастись на воле, но нет, несмотря на все крайне подходящие партии, что у тебя были, ты улизнул, чтобы жениться, – она замолчала, поджала губы и быстро покачала головой, решая, как меня назвать, – на этом. И я была права. Яблочко от яблони недалеко падает. То, какую жизнь ведете вы двое и этот скот Бойд, воистину позорно. Я с ужасом думаю о внуках. Хотя, честно говоря, я почти утратила надежду. Возможно, оно и к лучшему.

Она вздохнула и снова приняла спокойный вид, поглаживая лоб и глядя вдаль, чтобы насладиться своей победой. Ей удалось унизить всех в комнате, и она думала, что все кончено: гейм, сет, матч.

Свекровь ошибалась. Взгляни она на Эллиса, она бы увидела, что его шея и затылок под светлыми волосами наливаются ярчайшим алым цветом, который вскоре дошел до кончиков ушей.

– Что ж, поговорим о позоре, – с тихой яростью произнес он. – Ни я, ни Мэдди, ни кто другой не может сделать ничего, что навлекло бы на эту семью больший позор. Ты…

Его голос взмыл крещендо, пока опять не превратился в крик, и Эллис ткнул бокалом в сторону отца, выплеснув виски на ковер.

– Ты опозорил нас навеки, когда подделал те снимки!

Тишина, воцарившаяся вслед за этими словами, была ужасающа. Рот свекрови открылся изумленным «о». Маленький хрустальный бокал, который она держала в руках, выскользнул, упал на пол и разлетелся вдребезги.

Тик-так, продолжали идти часы.

Вот что мне рассказали о той истории:

В мае 1933 года в шотландской газете появилась статья, вскоре попавшая в газетные заголовки по всему миру. Бизнесмен (с университетским образованием, как потрудился уточнить репортер) с женой ехали по недавно построенному шоссе А82 вдоль северного берега Лох-Несса, когда заметили, как в спокойной воде плещется животное размером с кита. Редакция стала получать письма, в которых описывались похожие случаи, а сам журналист, оказавшийся еще и сотрудником береговой охраны, заявил, что лично видел «Келпи» по меньшей мере раз шестнадцать. Еще одна пара сообщила, что нечто, «напоминающее доисторическое чудовище», переползло дорогу перед их машиной, держа в пасти овцу. Свидетельства хлынули потоком, и в мире началось повальное безумие.

Полковник, с детства увлекавшийся криптозоологией и особенно морскими змеями, подхватил «нессиманию» в тяжелейшей форме. Он отслеживал статьи со все возраставшим беспокойством, вырезал их из газет и делал наброски, основываясь на приведенных описаниях. Он вышел в отставку, но праздность его не устраивала. В основном он заполнял пустоту охотой в Африке, но к тому времени она перестала его удовлетворять. Комната трофеев у него была самая заурядная. У кого нет шкуры зебры на стене, головы носорога или подставки для зонтиков из слоновьей ноги? Даже скалящееся чучело льва было уже не новостью.

Когда скептики признали первую появившуюся в печати фотографию чудовища, сделанную неким Хью Греем, неудачным снимком плывущей собаки, полковник пришел в такую ярость, что объявил о намерении поехать в Шотландию и лично доказать существование чудовища.

Он воспользовался гостеприимством троюродного брата, лэрда Крег-Гэрева, чье поместье располагалось недалеко от берега озера, и за несколько недель сделал множество снимков, на которых из воды поднималась изогнутая шея и голова морского змея.

Снимки были напечатаны и прославились по обе стороны Атлантики, и триумфальное возвращение полковника в Соединенные Штаты сопровождали фанфары. В его доме толпились репортеры, во всех ведущих газетах печатались статьи, все сочли его героем. Он повадился носить в городе потертый загородный твидовый костюм, по которому в нем сразу можно было признать знаменитость, и шутить, изображая британский акцент, что единственное, о чем он жалеет, это что нельзя выставить голову чудовища в охотничьей комнате, поскольку в самом Скотленд-Ярде его просили не вредить животному, и это было бы неправильно. Апогеем всеобщего помешательства стало его появление в новостном ролике перед «Это случилось однажды ночью», главным фильмом года.