У кромки прибоя - [23]

— Во всех смыслах! — нетерпеливо воскликнула Мэри. — Несколько дней назад ты поцеловал меня. Потом назначил свидание на причале… Куда не пришел, — решительно добавила она, видя, что Генри готов ее прервать, — только потому, что твоя невеста потребовала внимания. Рассчитывать на которое имеет полное право. Поправь меня, если я ошибаюсь, — продолжала Мэри язвительно, — но эта помолвка, которую ты называл мнимой, сейчас, похоже, обрела до того реальные черты, что вовсю обсуждаются приготовления к свадьбе, назначенной на Рождество. Учитывая это, мне непонятно, как вписываюсь во все это я! — Карие глаза потемнели от едва сдерживаемой злости.

— А знаешь, Томас был прав. — Генри восхищенно смотрел на нее. — Ты становишься гораздо красивее, когда злишься!

Мэри бросила на него возмущенный взгляд и отступила, когда он попытался подойти ближе.

— По–моему, твой брат лишь отметил тот факт, что цвет моих волос — естественный. — Она отлично помнила, что сказал Томас, и слово «красивая» при этом не упоминалось!

— Что бы он ни говорил, — беззаботно, с улыбкой, полной обаяния, возразил Генри, — я считаю, что сердиться тебе очень идет. Вот только… — он незаметно приблизился, и теперь от Мэри его отделяли какие–то дюймы, — я не уверен, что мне нравится, когда ты злишься на меня, — нежно добавил он, легко обхватив ее предплечья. — Ну–ну, Мэри, — ровным голосом попытался успокоить ее Генри, почувствовав сопротивление. — Мы сможем хорошенько позабавиться, если ты немного расслабишься.

Позабавиться! В этом не было ничего забавного для нее!

— До Рождества, когда состоится твоя свадьба, — горько проговорила Мэри.

— И потом… если нам удастся договориться. А я не вижу причин, почему бы нам не сделать это. — Его руки до боли сжали ее предплечья, когда она снова предприняла попытку вырваться.

Глаза Мэри расширились, дыхание перехватило, и она едва смогла выдавить:

— Ты не видишь?

— Нет, если ты посмотришь на вещи проще, — легко подтвердил он.

Мэри с трудом сдерживала желание заехать кулаком по его аристократическому носу. А Генри, явно не понимая, насколько девушка раздосадована, улыбался ей самым обезоруживающим образом.

— Если я посмотрю на вещи проще? — медленно повторила она с нарастающим внутри негодованием.

— Именно, — усмехнулся Генри. — Пусть у меня будет жена, но я по–прежнему стану часто приезжать сюда… И могу тебя заверить, что Эйлин при этом будет оставаться в Эдинбурге.

— Неужели? — Она едва сдерживалась. Генри сам своими руками рубил сук на котором сидел.

— Конечно! — беззаботно продолжил Генри.

— А я бы стала твоей любовницей? — Она так сжала кулаки, что ногти впились в ладони.

— Немного старомодное определение, — поморщился он, — но довольно верное.

— А вот тут ты ошибаешься!

Потеряв терпение, Мэри резко оттолкнула его. Удивленное выражение, появившееся на лице Генри при виде ее явной враждебности, рассмешило бы девушку, если бы она, как никогда в жизни, не была так далека от смешливого настроения!

А она еще думала, что он заботится о ней, представляла их вместе, охваченных любовью. В то время как он был ничуть не лучше ее отца!

— На твоем месте, Генри, я бы заткнулась… если только ты не испытываешь противоестественного желания получить кулаком в нос! — Она тяжело дышала от возмущения, ее грудь вздымалась, глаза сверкали. — Я не намерена — никогда! — быть любовницей, ни твоей, ни какого–либо другого мужчины! — С этими словами Мэри выбежала из комнаты.

Значит, она была права. Любовница! Господи, Генри не мог выбрать на эту роль более неподходящую женщину!..

— Итак, вы все–таки сказали ему, — заметил восхищенный голос.

С пылающими от возмущения щеками Мэри обернулась и оказалось лицом к лицу с Томасом. Тот стоял, небрежно прислонившись к стене. И его расслабленная поза свидетельствовала о том, что он уже провел здесь некоторое время. Но сколько именно?..

— Простите меня. — Он оттолкнулся от стены. — Я просто проходил мимо и услышал слово «любовница». Я просто не мог пропустить такого. — Томас пожал плечами. — Хотя мне очень жаль, что вы не заехали ему в нос, как того хотели.

Мэри не думала, да и не хотела думать и действовала инстинктивно, давая ему тяжелую пощечину. Затем она молча повернулась и ушла.

6

Он не последовал за ней…

Мэри не останавливаясь дошла до своей спальни, но, делая каждый очередной шаг, ждала, что рука Томаса настигнет ее, и он скажет, что она больше не работает у него. Но этого не случилось.

Следующие десять минут она просидела на кровати, ожидая, что Томас ворвется в комнату. Этого тоже не произошло.

Почему? Она не знала. Томас получил оплеуху по единственной причине: он оказался в неудачном месте в неудачное время. Мэри просто выплеснула на него злость, которую на самом деле испытывала к Генри. И к себе — если уж быть честной до конца — за то, что была так глупа, так юна и так впечатлительна!

Но это вовсе ее не оправдывало. Томас не был виноват в том, что знал своего брата лучше, чем она. Однако он поплатился за это знание. И свидетельство тому было заметно даже два часа спустя!

Если Мэри, сидевшая на переднем сиденье «мерседеса», чуть поворачивала голову в сторону Томаса, она могла видеть отпечаток своей ладони на его щеке. Но она изо всех сил старалась даже не двигать головой. Мэри хватило лишь на то, чтобы пробормотать несколько слов, когда Томас укладывал в багажник ее сумку. Ей хотелось провалиться сквозь землю, привлекать к себе как можно меньше внимания. Плохо было то, что…