У колыбели науки - [46]
«Земля, — утверждал Аристарх, — это планета, которая, как и другие планеты, вращается вокруг Солнца; она совершает этот оборот в один год». Солнце, по Аристарху, — это неподвижная центральная звезда, между ним и другими неподвижными звездами расстояние больше, чем между Землей и Солнцем. Этому утверждению он дал геометрическое доказательство в духе пифагорейского учения[130]. Таким образом, натурфилософская гипотеза Аристарха почти в точности соответствует естественнонаучной теории Коперника, появившейся восемнадцать столетий спустя.
Разумеется, в античности гипотеза Аристарха казалась слишком экстравагантной и произвольной, чтобы снискать себе признание или хотя бы последователей. И действительно, по словам Архимеда, большая часть астрономов отвергла эту гипотезу. А Птолемей, с именем которого связана традиционная — геоцентрическая система мироздания, прямо высмеивал Аристарха. Если бы, рассуждал он, Земля имела такое быстрое движение, то все, что не связано и не скреплено с ней, например облака, должно было бы оставаться позади. Философ-стоик Клеанф, ратовавший за осуждение Аристарха, негодовал: «Представил в движении то, что по природе неподвижно».
В конце концов Аристарх разделил судьбу Анаксагора: он был обвинен в безбожии и вынужден бежать из Афин.
Умозрительная концепция Аристарха, будучи верной в принципе, оказалась, однако, весьма уязвимой в деталях. Следуя пифагорейским представлениям, он (а вслед за ним и Коперник) предположил, что планеты вращаются точно по кругу, в то время как их действительные орбиты эллиптические. Это привело к ряду несообразностей, которыми не преминули воспользоваться Гиппократ в полемике с Аристархом, а затем Браге в полемике с Коперником. Лютер, узнав про выкладки Коперника, сказал: «Дурак хочет перевернуть все искусство астрономии».
У Платона есть символическая картина, в которой он сравнил людей с узниками, находящимися в пещере. Они прикованы так, что все время находятся лицом к стене и видят только тени друг друга и тени реальных предметов, отражаемые находящимся за ними огнем. И они убеждены, что эти тени и есть реальный мир. Только тогда, когда один из узников сумел выйти из пещеры, люди поняли, что всю жизнь жестоко обманывались.
Подобно этому человеку из платоновской пещеры, Коперник открыл человечеству глаза на действительное положение вещей, и оно оказалось прямо противоположным тому, какое принималось за очевидность поколениями людей и почти ни у кого не вызывало сомнения.
Это действительно был переворот в умах людей, они впервые получили возможность увидеть мир таким, каков он есть, а не таким, каким кажется, осознать подлинное свое место под солнцем. Аристарх и Коперник силой теоретической абстракции словно впервые преодолели земное притяжение, взглянули на солнечную систему со стороны, как бы глазами космических путешественников, и первые поведали миру о том, что предстало пред их изумленным взором. Это чувство прикосновения к неведомому, восторг первооткрывателя вселенной хорошо выражены Джордано Бруно:
У Аристарха, как и у Коперника, было много злейших врагов. У них были малочисленные, но великие продолжатели. Аристарх выдвинул гипотезу, Коперник дал ей научное обоснование, Кеплер уточнил эту теорию, открыв три закона планет и их движений, Ньютон вывел принцип всемирного тяготения. Эйнштейн включил этот принцип в еще более общую теорию относительности.
Так эстафета научных исканий привела к современной космологии. Так от мечты и фантазии, через гипотезу и теорию к практике, — двухтысячелетиям путем дерзновенных творческих усилии многих поколении человечество реально раздвинуло просторы вселенной, разрушило «кристалл небес» и вышло в космос.
И, доставая сегодня «рукой» до Луны и Венеры, мы понимаем, что стоим «на плечах великанов», которые, в свою очередь, опирались «на плечи» своих предшественников и в конечном счете — «на плечи» античных мыслителей.
Античная философия выступает в истории научного познания в роли разведчика грядущих открытий, первопроходчиком «каменистых троп» научного познания. То, что это именно так, показывают рассмотренные нами эпизоды из истории античных идей: судьбы атомистической теории и судьбы гелиоцентрической системы. Это наиболее яркие и впечатляющие примеры, но далеко не единственные.
Почти у каждого крупного античного философа мы находим поразительные предвосхищения, опережающие достижения экспериментального естествознания на десятки столетий.
Фалесу принадлежат идея о круговороте веществ в природе и многие астрономические представления. Анаксимандр, как мы видели, выдвинул учение об Апейроне — Беспредельном — как исходном принципе строения материи, а в соответствии с этим и учение о бесчисленности миров во вселенной, которые закономерно возникают и гибнут.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга будет интересна всем, кто неравнодушен к мнению больших учёных о ценности Знания, о путях его расширения и качествах, необходимых первопроходцам науки. Но в первую очередь она адресована старшей школе для обучения искусству мышления на конкретных примерах. Эти примеры представляют собой адаптированные фрагменты из трудов, писем, дневниковых записей, публицистических статей учёных-классиков и учёных нашего времени, подобранные тематически. Прилагаются Словарь и иллюстрированный Указатель имён, с краткими сведениями о характерном в деятельности и личности всех упоминаемых учёных.
Монография посвящена одной из ключевых проблем глобализации – нарастающей этнокультурной фрагментации общества, идущей на фоне системного кризиса современных наций. Для объяснения этого явления предложена концепция этно– и нациогенеза, обосновывающая исторически длительное сосуществование этноса и нации, понимаемых как онтологически различные общности, в которых индивид участвует одновременно. Нация и этнос сосуществуют с момента возникновения ранних государств, отличаются механизмами социогенеза, динамикой развития и связаны с различными для нации и этноса сферами бытия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.