У каждого в шкафу - [37]
Наташа тоже. Не имея возможности закрыть изящные ушки лапами, она демонстративно вышла из комнаты, наградив хозяина убийственным взглядом. «Как это все неутонченно, неинтеллигентно, — расстроенно думала кошка, — не имею ни малейшего желания присутствовать…»
— Ввва-ау-у! — Таня с большим удивлением посмотрела на Боба. — HIM?!
— «Я вчера услышал Хим. Лучше был бы я глухим», — улыбнулся он, — народное творчество.
— Супер, — одобрила Таня, — да ты просто супер, разбираешься… Стремно даже, что ты с мамой учился. Она-то уже голимый пенс. Обычно начинает дикий ор, если я включаю свою музыку: типа, кончай базарить, у меня голова болит, — как это у нее голова за минуту успевает заболеть? Нос до сих пор мне простить не может. И язык. Что проколола. Ноет и ноет.
— Есть такой анекдот про Моисея, пожаловавшегося на свой народ Богу. Господь ответил просто: «Нет у меня для тебя другого народа», — проговорил Боб, направляясь на кухню. — Неприлично жаловаться на собственную мать, и потом — ты вроде бы с ног валилась от голода?
— Валилась-валилась. — Таня сняла куртку и осталась в тюлевой черной майке, лихо оседлала барный табурет и слегка повращалась на нем. — Упс! люто! а я кручусь! — Сделала оборот. — Привет! — Еще оборот. — При-и-ивет!.. Нет, мама моя еще ничего, — успокоила она Боба, немного подумав, — бывает вообще полный атас, я вот недавно на улице подслушала… Маленький пацан спрашивает свою бабушку, что ли, тетку лет пятидесяти в берете из блестящего говна: что такое колодец? А она ему и говорит: колодец — это колодец. А дерево — это дерево.
Боб тем временем раскочегарил большую пятиконфорочную плиту, стоящую «островом» посреди кухни, поставил на сильный огонь глубокую сковородку-вок, налил масла. Подождал с минуту. Вытащил из холодильного гиганта тонко нарезанные овощи, кусочки курицы и свинины. Бутыль замысловатой формы, по виду — с соусом. Девочка с живым интересом смотрела за приготовлением.
— Таня, включи чайник, будь добра! — попросил Боб, закидывая в кипящее масло приготовленные ингредиенты.
— Чайник, ау! — позвала Таня, отправившись на поиски. — Где ты есть?.. А вот этот твой Федор тоже небось прикольный дядька? — через несколько минут с полным мяса ртом пробормотала она. — Да?
— Федор — очень прикольный дядька, — согласился Боб, помешивая черный чай в кружке, крепкий и сладкий.
— А можно я спрошу? Ты не обидишься? — Таня солидно сдобрила содержимое своей тарелки соусом из замысловатой бутыли. — О-о-о-о, острый какой! Острый! А вот вы с ним познакомились, да, с Федором твоим, и что, прямо сразу поняли, — девочка быстро пожевала, чтобы не говорить о важном с набитым ртом, — сразу, говорю, поняли, что типа любите друг друга и все такое? Ничего, что я спросила?
— Хороший вопрос, — успокоил Боб, — мне нравится. Мы вместе учились когда-то, и с твоей мамой тоже. Дядя Федор одно время очень любил Таню — мою сестру. Таня погибла, и у нас с Федором остались только мы с Федором и немножко Тани — во мне. Сразу после… после событий мы уехали, я даже не спрашивал — куда. Оказалось — в Питер, там были какие-то Федоровы друзья, большая квартира, настоящий скит, нас приютили. Я не знал, сколько человек там обитает вообще, и кто именно придет вечером. Стали как-то жить. Сколько-то времени, долго, мы не разговаривали вообще, я не мог. Федор нашел работу. Носился со мной. Я стал называть его Курица — так он меня опекал, просто высиживал. Человек — страшная скотина, он хочет быть счастливым, несмотря ни на что…
Таня напряженно внимала, положив подбородок на сцепленные в замок руки с ногтями черного лака.
Боб подумал, что давно у него не было такой заинтересованной слушательницы.
— Ты знаешь, трудно это объяснить, до единения с ним я очень долго жил как в стеклянной банке. Причем это была темная банка. Примерял оболочку терминатора. Разучился испытывать сильные эмоции. Как будто бы они не могли прорваться через эти железные доспехи, понимаешь? А с Федькой я… Научился чувствовать снова.
Таня молчала. Верила.
Юля с размаху плюхнулась на продавленное клетчатое кресло в ординаторской отделения интенсивной терапии. Ноги болели нестерпимо. «Люто», — как бы сказала андеграундная дочь.
Вот так всегда — выбираешь прелестные туфли, вкладываешь туда утром единственные ноги, да еще со свежим педикюром, да еще с шанелевским лаком «Черная вишня», а достаешь под вечер чуть не окровавленные обрубки.
«Бинтование ног у китайских девочек, — вспомнила Юля, — было призвано сконструировать идеальную по форме ступню, так называемую „волшебную лилию“, не длиннее семи сантиметров. Китайским девочкам повезло меньше, — подумав, согласилась Юля сама с собой, — но мне необходимо пошевелить пальцами ног, просто убедиться, что это еще возможно в принципе… — Она, воровато оглянувшись, сбросила туфли и неуместно хихикнула от радости освобождения. — Ой. Простите».
Лорка Тюленева, секс-идол подрастающего поколения студентов-медиков да и всех остальных категорий мужчин, иногда и женщин, была себе верна и более всего напоминала порноверсию развеселой медсестры Медуницы из «Незнайки в цветочном городе». Вечную конкурентку доктора Пилюлькина. В настоящий момент Лорка сварливо переругивалась с полноватой приземистой коллегой:
Перед вами сборник хорошей прозы.Разной по звучанию – искренней, грустной, ироничной, злой, берущей за душу. Главное, что объединяет рассказы и повести «Двойной радуги», – настоящесть, та, которую не наиграть, не вымучить, не придумать понарошку.Мы составили сборник, который можно читать и перечитывать. С которым приятно и уютно быть рядом. С которым, переезжая из квартиры в квартиру, из города в город, из страны в страну, не захочется расставаться.Приятного вам чтения.
Ироничная и печальная исповедь замужней женщины. Ночные записи о дневном: муж, дети, друзья, работа и… воспоминания о давно закончившейся истории с В. Месяц жизни, месяц бессонницы и переполненность прошедшим, и снова «половина первого и не сплю», и снова «соленая вода плещется в голове, булькает в легких, подпирает сердце и проплескивается слезами», и снова будет новый день. Но все равно болит душа и тело, потому что не проходит. НЕ ПРОХОДИТ.Почти сто лет назад Иван Бунин описал Олечку Мещерскую, как женщину с уникальной способностью бескомпромиссно и легко погибнуть, и даже словом не обмолвиться – что от любви.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Любимой мамочке от дочерей. Помним, скорбим, любим» — траурный венок с этой надписью на лентах получает больная, но вполне еще живая старуха.С появлением этого «гостинчика» в старый дом пробирается страх.Вскоре всем обитателям становится ясно, что кто-то пытается расправиться с большой и недружной семьей женщин с ботаническими именами.Когда одна из них заканчивает свое земное существование не совсем так, как она планировала, жильцы понимают, что в доме поселилась месть…
Вы уверены, что в вашей постели разговаривают только двое?Неожиданный литературный дуэт самарской писательницы, «автора женских романов в нестандартном исполнении», и петербургского редактора делового журнала, автора жестких и совсем неженских книг. «Разговоры в постели — это лучшее, что можно себе представить» — считает Апрелева. «Любой разговор, даже болтовня у кофе-машины в офисе, — это столкновение двух начал, мужского и женского. Даже если беседуют две девчонки» — убежден Егоров.О любви втроем на два голоса.
Время действия – девяностые годы, место действия – садово-дачное товарищество. Повесть о детях и их родителях, о дружбе и ненависти. О поступках, за которые приходится платить. Мир детства и мир взрослых обладают силой притяжения, как планеты. И как планеты, никогда не соприкасаются орбитами. Но иногда это случается, и тогда рушатся миры, гаснут чьи-то солнца, рассыпаются в осколки детское безграничное доверие, детская святая искренность и бескорыстная, беспредельная любовь. Для обложки использован фрагмент бесплатных обоев на рабочий стол.
Сапагины и Глинские дружили, что называется, домами. На праздники традиционно обменивались подарками. В гости ходили по очереди. В этот раз была очередь Глинских. Принимающая сторона искренне радовалась, представляя восторг друзей, которых ждал царский подарок – итальянская кофемашина «Лавацца». О том, как будут радоваться сами, они не представляли…
Нет у неё больше подруг и не будет. Можно ли считать подругой ту, которая на твоих глазах строит глазки твоему парню? Собственно, он уже не твой, он уже её, а ты улыбаешься и делаешь вид, что тебе безразлично, потому что – не плакать же при всех…В повести нет эротических сцен, она не совсем о любви, скорее – о нелюбви, которая – как наказание, карма, судьба, спорить бесполезно, бороться не получается. Сможет ли Тася разомкнуть безжалостный круг одиночества, сможет ли вырваться… Кто скажет ей слова любви?
Друзья детства ― двое мальчишек и девчонка-оторва давно выросли и разбежались, у каждого из них теперь своя жизнь, но кое-что по-прежнему связывало всех троих…
Что делать, если старая жизнь разрушена? Что делать, если положиться больше не на кого? Что делать, если нет ни денег, ни дома, ни работы? Конечно же, бежать на море! Так решает бывшая секретарша Светлана и не ошибается. На морском берегу она найдет близких друзей, новую интересную работу, а главное, себя. Чем же закончится это путешествие?
Проза Евгения Алехина заставляет нас думать о себе в другом свете. Мы все – трудные подростки, щенки из коробки, стоящей у метро… Но мы всегда узнаем друг друга по почерку и интонации. В том числе в пространстве литературы.