У каждого свой путь - [36]

Александр разводил руками и состроив на лице серьезную мину, говорил:

— Лейтенант определенно прав! Обомшели! Одному двадцать девять, а ты на год меня старше. Когда жениться думаете?

— На ком?

— На кикиморах!

Лозовой в шутку замахивался на Степанова:

— Сам принцессу отхватил, а нам кикимор подсовываешь? Друг называется! Я вот Татарникову пожалуюсь, мы тебя вдвоем отлупим.

— Давай-давай, жалуйся! Я вас обоих в сугроб головой суну.

Начиналась шуточная потасовка. Оба падали в снег. На шум выбегала Маринка и лейтенант с капитаном. На глазах у солдат офицеры резвились, как дети. Хохотали так, что на шум выходили или замполит или командир:

— Что тут у вас происходит?

Маринка выныривала из под чьей-нибудь руки или ноги. Она была самой чуткой и отвечала:

— Дурачимся, товарищ подполковник!

Снова скрывалась, стараясь забросать снегом лицо рядом. Старшие офицеры хмыкали и усмехаясь, скрывались за углом. Все сугробы со стороны жилья младших офицеров были перепаханы телами. Не было вокруг ни единого ровного пространства. После подобных баталий Маринкина коса напоминала сосульку, а лица офицеров становились пунцовыми.

Все вместе отправлялись пить чай к Степановым. Засиживались допоздна или всей капеллой, переодевшись, шагали в клуб. По дороге заходили к Ушаковым. Офицеры стали там частыми гостями. Елена Константиновна всегда была рада их приходу. Приглашала к столу. Иван Николаевич расспрашивал о службе и новостях. Уже после третьей встречи он ко всем обращался по имени и на “ты”.

Двадцать третьего декабря у Маринки был день рождения. Праздновать решили в части. С утра девушка, как обычно, отправилась в школу. Одноклассники не забыли о дате и как следует оттрепали ее за уши. Возвращаясь обратно, забежала к родителям. Степанов в этот день работал. Напоила скотину на обед, но прибираться и готовить не стала. Прихватила трехлитровую банку молока и побежала домой. Теперь она звала домом их квартирку. Только выбежала за деревню, как дорогу преградил Николай Горев. Он прятался за стволом дуба и видно ждал долго: губы посинели от холода. Марина похолодела: вокруг не было ни души. Она собиралась развернуться и бежать назад, но необычайно тихий голос парня остановил:

— Подожди, Марин! Я ничего не сделаю. Хочу поздравить с днем рождения. Держи и будь счастлива… — Расстегнул куртку и протянул ей металлическую розу: — Прости меня. И своему скажи, пусть не держит зла.

Она взяла розу:

— Спасибо, Николай.

Горев развернулся. Ссутулив плечи, пошел в деревню, ни разу не обернувшись. Если бы Маринка в этот момент догнала его, то могла бы увидеть крупные слезы, текущие по щекам бывшего приятеля. Но она уже шла в сторону части, сжимая подарок варежкой.

Искусно сделанную из металла розу они разглядывали вдвоем с Сашей. Степанов был искренне удивлен:

— Здорово сделано, с любовью! Как живая!

Марина пожала плечами:

— Николай с детства ковкой и чеканкой по металлу увлекался. В четырнадцать лет в кузнице при МТС взрослого мужика заменял.

Часов около пяти вечера пришла Елена Константиновна. Вдвоем с дочерью принялись готовить и накрывать на стол, стоявший посреди комнаты. День рождения Марины решено было праздновать в узком кругу: Саша, родители, Лозовой, Татарников и Малых. Капитан, к удивлению обоих Ушаковых, приволок красивый букет резко пахнущей бардовой герани:

— Извини, Марин, нигде никаких цветов не нашел в городе. Только в магазине искусственные стоят, но страшные! А тут иду по улице — на подоконнике герань цветет. Еле уговорил старушку срезать.

Маринка расхохоталась, прижав цветы к груди:

— Олег, не стоило беспокоиться!

Татарников вытащил из кармана брюк крошечный флакончик с золотистой крышкой:

— День рождения надо отмечать, чтоб запомнился. Следовательно, стоит побеспокоиться. Держи! Настоящие французские!

Маринка вопросительно посмотрела на Сашу. Приподнялась на цыпочки и чмокнула капитана в щеку:

— Спасибо, Олег!

Тот расцвел и отчего-то смутился, искоса взглянув на улыбавшегося Степанова. В прихожую влезли Лозовой и Малых. Они приволокли что-то большое, завернутое в бумагу сверху донизу:

— Поздравляем! Принимай подарок!

Одним ловким движением содрали упаковку и перед глазами изумленной Марины предстал темно-синий торшер на деревянной ножке с бахромой по краю и крошечной полочкой, укрепленной на высокой ножке. Она ахнула:

— Ребята, вы с ума сошли? Он же дорогущий!

Юрий гордо спросил:

— Тебе нравится?

— Да. Но…

— Никаких “но”! Мы тебе от всего сердца эту безделушку дарим!

Девушка подошла и искренне расцеловала офицеров:

— Спасибо, ребята!

Малых после ее поцелуя покраснел, словно девушка и долго сидел с улыбкой на губах. Лозовой с самым серьезным видом подставил для поцелуя и вторую щеку: девушка расхохоталась, наклонилась и чмокнула его еще раз. Юрка гордо посмотрел на капитана и лейтенанта и снисходительно выдал:

— Вас только один раз поцеловали, а меня дважды! Уметь надо с дамами обращаться!

Татарников с деланным возмущением взглянул на него и с ухмылкой сказал:

— Молокосос, а туда же! — Треснул спрятанным за спину Маринкиным валенком по голове: — Это, чтоб не гордился!

Разошедшихся не на шутку офицеров еле угомонили. Хохот и шум стояли такие, даже на улице слышно было. Около одиннадцати все разошлись. От выпитого бокала шампанского в голове у Маринки слегка кружилось. Она, неестественно смеясь, спросила Сашу: