У каждого свой долг - [4]

Два квартала шли молча.

— Сюда, — кивнул мужчина, указывая на высокое каменное крыльцо, огороженное перилами. — Я позвоню.

В коридоре зажегся свет, и сквозь узорчатые двери я увидел пожилую женщину, которая что-то спросила. Я не разобрал ее слов.

— Ты не бойся, — сказал мужчина по-русски, — меня привел русский.

— Вы русский? Недавно в городе? — переспросила женщина, открывая дверь.

Я кивнул.

— И не боитесь ночью ходить по городу?

— А мне нечего и некого бояться, — улыбнулся я.

— Ой, не говорите так. Время сейчас не то, чтобы никого не бояться, — пристально глядя на меня, заметил хозяин дома.

Крайне изнуренное, бледное с желтизной лицо его носило следы лихорадочного состояния. И это не было только отражением внутренней боли, вызванной приступом язвы. Нет. Теперь, при хорошем освещении, мне показалось, что он сильно возбужден, хотя и не пьян. «Может быть, он участвовал в азартной игре? Он — картежник?» Он смотрел на меня и как будто не видел, словно был здесь и в то же время где-то там, откуда, может быть, только что возвратился, хотя реплики его были вполне разумны.

Уходя, я внимательно рассмотрел дом, запомнил на всякий случай его номер и название переулка. Ведь не каждый день такое случается!

Город переживал трудные дни. С наступлением темноты жители отсиживались в своих квартирах, выходили на улицу только те, кому было нужно по неотложным делам… А этот вышел!

Спустя несколько дней произошло событие, оборвавшее единственную нить в логово организации.

Я услышал на улице выстрелы и выскочил из управления. Дежуривший у подъезда солдат что-то объяснял окружившим его сотрудникам, указывая на пустырь. Я только разобрал его слова:

— В том направлении…

Несколько человек побежали через пустырь, к ближайшим домам. Я кинулся за ними, догнал и понял, что случилось самое неприятное: сбежал Крюгер!

Осмотрели подворотни и лестничные клетки ближайших домов. Преследовать не было смысла. Узкие улочки пересекались здесь и там, темнота работала на беглеца. Когда я возвратился в управление, сотрудники обсуждали случившееся.

— Жольдас не новичок. Как он мог допустить?

— Слишком понадеялся на свои силы.

— Но ведь это не умно: посадить преступника почти рядом с собой!

— Он, бедняга, кажется, еще не пришел в себя.

— Да, не повезло парню! За это могут отдать под суд.

— Теперь Крюгер всех предупредит. Ищи-свищи!

Как мне удалось понять из отрывочного разговора, дело было вот в чем: Крюгера доставили из тюрьмы на допрос. Жольдас пытался вести с ним беседу на житейские темы, и Крюгер охотно поддерживал разговор о доме, о полевых работах… Когда Жольдас наклонился к ящику стола, Крюгер метнулся, схватил мраморное пресс-папье и ударил Жольдаса по затылку. Потом взял пистолет, ногой вышиб раму и был таков!

Дальнейшее я уже знал: дежуривший возле здания вооруженный солдат, заметив беглеца, выстрелил сначала вверх, затем стал целиться в убегавшего человека. Промахнулся. Было уже довольно темно, и беглец быстро растаял в сумраке. Еще два выстрела прозвучали впустую.

Я вошел в кабинет следователя. Жольдас с забинтованной головой лежал на диване. На полу — осколки стекла. Ветер дул в открытое окно, наполняя комнату холодом. Картина случившегося была ясна: бандит подкараулил следователя.

На ноги было поднято все управление. Назначили секретные посты, усилили наблюдение за кварталами, где мог найти пристанище Крюгер. Подключили милицию. Все было тщетно…

Когда острота немного сгладилась, Крылов вызвал меня и поручил прочитать архивные материалы.

— Посмотрите еще раз, — сказал он, перелистывая бумаги, подшитые в три довольно потрепанные папки. — Вдруг за что-нибудь зацепитесь. Пусть Жольдас поможет вам, как переводчик.

После бегства Крюгера Жольдаса отстранили от дел, и он слонялся из кабинета в кабинет, ожидая решения своей участи. Лицо его осунулось, глаза потускнели. Товарищи сочувствовали ему, но ничем помочь не могли.

Получив задание, Жольдас оживился. Хоть и не сложное, но все-таки дело.

Документов много. Пожелтевшие листы тонкой бумаги, кое-где пробитые шрифтом насквозь. Жольдас читал и переводил страницу за страницей. Было утомительно и скучно. Подробные описания, где и когда состоялись собрания, какие вопросы обсуждались. Упоминались и руководители организации, но вместо фамилий были клички. Вот речь идет о Старике. Кто он? Самый старший? Фюрер? Возможно. А возможно, и нет…

Раньше я представлял себе работу в контрразведке боевым, горячим делом, когда сталкиваешься с врагом лоб в лоб. А тут пыльные страницы, сухая канцелярщина!

На другой день, однако, наше внимание привлек некий Лукас. «Эге, еще одна кличка. Входил в руководящее ядро организации. Потом взбунтовался… Почему же? Не ясно… Ага, вот. Лукас возмущался жестокостью гитлеровцев, члены организации обвиняли его в симпатиях к Советскому Союзу… Чем же закончилась ссора главарей? Это важно, очень важно!» Лихорадочно листаем потрепанные страницы, но все неожиданно обрывается…

ЛЮБИТЕЛЬ АБСЕНТА

А время шло. С юга потянул теплый весенний ветер. Пошел дождь и начисто растопил снег.

Однажды уже дойдя до гостиницы, я усомнился, стоит ли идти в душную комнату, повернул назад и, распахнув пальто, долго шагал по пустынным улицам, слушая звонкий стук своих собственных каблуков о мостовую. Стояла глубокая ночь.