У друкарей и скоморохов - [34]

Уже в сумерках мастер Спиридон повел нечаянных гостей на новое место; как и собирался, к своему подручному Селивону Рыболову.

Глава семнадцатая , в коей Бажен объявляет войну Речи Посполитой, а Васка вступает в единоборство с коренным киевлянином, заключает с ним мир и начинает прогулку по Киеву

Отобедав, скоморохи облизали ложки и, но обычаю, сунули их за голенища. Чернобровая хозяйка, протирая стол, одарила их за это взором осудительным, сложила грязные полумиски и вышла, неслышно ступая босыми ногами.

— Что это было, дядя? — скучно спросил Томилка.

— Затирка. Просто тесто такое, в кипятке с солью распущенное.

— Живут, конечно, они чистенько, справно, хлебово каждому наливают в особливую миску, а вот еда бедная… Хозяин наш какого вчера осетра вытащил — и на базар сразу! И рыбою тут несет…

— Помолчал бы, утроба несытая! — осерчал ни с того ни с сего Бажен. — Чем же здесь ещё вонять может, в каморке, если хозяин здесь сети сушил? Спасибо ему и на том… Хватит отсыпаться, завтра перед светом пойдем с Селифаном, поможем невод таскать.

— Я не смогу, атаман, — сказал Бубенист. — Мнe, может быть, и ночевать с вами не доведётся.

— Казаки там бьются, Селифан рыбу ловит, ты своё дело делаешь, а мы тут… Рассказал бы хоть.

— Про те дела вам же лучше не знать — мало ли чего… Одно скажу, что на днях доведется кому-то в Путивль скакать.

— Не, я не поеду. Надо сперва мне с ляхами теми переведаться. Я их первым не задирал.

— Беда, ребята! Ваш атаман замирение с поляками нарушает и Речи Посполитой войну только что объявил. Ой, как страшно!

— Смеешься, дядя? Как нас в Прилуках вязали, что-то они про мир не вспомнили. А к запорожцам, сказывают, донских казаков много пришло. Они что ж, по-твоему — не русские? Не нашего царя подданные?

Бубенист помолчал. Зажав уже в левой руке кремень и трут, он любовался остальною, на столе разложенное снастью для курения: была там короткая глиняная трубка, набитая крученым табаком, кисет, кресало. Поднял смеющиеся глаза на Бажена:

— Про донских казаков мне ли не знать? То дело известное, что их с запорожцами водой не разольешь: то донцы на Сечи, то запорожские на Дону живут, в Крым вместе по морю ходят. Так ведь они люди воинские! Прости мне, старику, однако мушкет — это тебе, атаман, не сопелка, хе-хе…

Бажен, побагровев и набычившись, присматривался к тому, как торжественно берёт Бубенист в зубы свою казацкую трубку. Васка, забоявшийся ссоры, смотрел на них во все глаза и увидел, что трубка уже немного треснула у дыры, той, широкой, сверху, куда заталкивается табак… Вдруг атаман хлопнул Бубениста по плечу:

— Правда твоя, дядя! Только я свою сопелку на свирель променяю, а у той против одного мушкетного — целых пять стволов. Как заряжу вишневыми косточками — так одним махом — пятерых ляхов!

Заскрипела дверь, открылась шире, и в каморке стало светлее.

— Приймаете ли гостей? — спросил мастер Спиридон Соболь, попытался протиснуться внутрь, передумал и снова стал в дверях. Поздоровались, потом гость спросил:

— Хотите загадку, панове? Вот:

Хоч без окон, а с дверьми.

Полна горница людьми.

— Чего уж там? В тесноте, да не в обиде, — усмехнулся Бажен. — Спасибо, что помогли, пан Спиридон. Что в Киеве слышно? Мы тут, как крысы в бочке, уже ума друг у друга отведывать начинаем.

— Ясно… А в Киеве сказывают, что на той стычке у переправы казаки самого пана корунного гетмана за малым не поймали, а поймали-таки немца-капитана. Пан корунный гетман за ним крепко жалкует; сказываю, той немец свежо найманый был за великие деньги, бо ж магистер и доктор с огнистой стрельбы…

Васка припомнил длинные кудри и шелковую тряпку на шее того немца — вот ведь какие пушкари бывают!

— …Теперь пан гетман решил переправу свою добре подготовить и подготовил. Чи не слышали сегодня того воя латинского? А, забув, вы ж от костелу доминиканцев подале… Так вот, пан гетман у них службу слушал, а доминиканцы меч ему посвятили на всю Русь и с тем воем своим около костела носили.

— Подготовился он добре, а переправляется ли уже? — спросил Бубенист.

— Так зараз же все ляхи на переправи.

— А что про казаков слышно?

— Они, пане атаман, до Переяслава собираются, дорогих гостей поджидают, закуски парять-варять, горилочку гонят да в барыльца сливают. Панове, я до вас с просьбою. Пустить свого Василька, чтоб для меня по городу прогулку зробив, до Лавры.

— Хочешь ли пойти, Васка?

— Конечно, атаман.

— Ну и добре. Ляхи зараз уси на переправи. До побачення, панове.

Разминая шею, затекшую от неудобного положения во время разговора, мастер Спиридон оглядел дворик и гаркнул:

— Селивоне!

Из дверей хаты появилась растрепанная голова Селивона Рыболова, скрылась было, потом появился весь хозяин двора, уже в шапке и в свитке, наброшенной на плечи.

— Селивоне, отчего сегодня и вчора не був?

— Час такый, пане мастер. Краще вже дома од греха пересидиты… И так пан мени он яку свиню пидсунув… — и замолчал, разглядев Васку. Лицо его, и без того надутое, совсем перекосилось.

Мастер Спиридон задышал тяжело, в землю глядя. Потом сказал:

— Бог тебе, человече, судья. Пан отец Иов, митрополит киевский и всея Руси милостью Божиею, просил тебя сделать доброе дело, а ты… Добре. Отпусти со мною свого Грицька. До Лавры с хлопчиком сим хай сходить, до типографии. А я тоби сей день зачту.