У Дона Великого - [90]

Припав к луке, следом за Боброком мчался на своем вороном скакуне Ерема. Над его головой, как огненная стрела, сверкала на солнце обнаженная сабля.

Вражеские войска правого крыла, в том числе и включившиеся в битву свежие пять тысяч, были настигнуты ратниками Засадного и молниеносно смяты. В считанное время почти половина их была уничтожена. Все это произошло так быстро и неожиданно для ордынцев, что многие из них погибли под мечами засадников, так и не узнав, кто напал на них с тыла.

Ерема, как заведенная юла, вертелся на своем вороном в самой гуще свалки, не отставая от Боброка. Он с самого начала присмотрелся к одному ловкому приему воеводы. Сближаясь с врагом, Боброк направлял лошадь прямо на него и только в самый последний миг рывком отклонял послушного коня чуть вправо и наносил удар мечом налево, через луку седла. Прием этот требовал исключительной точности и безукоризненного управления лошадью. Ерема быстро освоил его, и его сабля не знала промаха. Он даже успел сорвать с головы дородного, как видно, знатного ордынца, повисшего после удара сабли на лошади, роскошную шелковую чалму и поспешно засунуть ее за пазуху.

«Ловко, Еремка!» — отметил он про себя.

Засадный полк, разметав правое крыло ордынской конницы, устремился на помощь Большому полку и врезался в пешую массу вражеского куля. И тут с Еремой случилась беда. Какой-то ордынец упал на землю и, защищаясь, выставил вперед саблю. Перескочив через него, Еремин конь смял ордынца задними копытами, но напоролся брюхом на саблю, которая каким-то образом уперлась рукоятью в земную твердь. Конь грохнулся на передние ноги, и Ерема, кувыркнувшись в воздухе, перелетел через его голову. Ему повезло: он упал на двух мертвецов — русского и ордынца, вцепившихся друг в друга в последней смертельной схватке, и почти не ушибся. Ерема быстро вскочил и выставил вперед саблю, которую все же не выпустил из рук. Шлем и щит его отлетели в сторону, но ему уже некогда было их искать: к нему устремилось человек пять вражеских воинов.

У Еремы заныло под ложечкой: встреча эта не сулила ему ничего веселого. Он оглянулся и увидел рядом с мертвым дружинником меч. Ерема схватил его. Саблей и мечом он успешно отразил первые наскоки врагов. Но, разъяренные, они наседали все больше и больше. Когда же Ерема сильно ранил одного из них и он отполз в сторону, остальные совсем осатанели, стараясь достать саблями «рыжего мангуса».

Это было поразительное зрелище. В руках Еремы клинки шипели, как змеи, на них вспыхивали искры от солнечных лучей, а он все вертел и вертел ими, словно жонглер, показывая изумительное мастерство и бесстрашие.

Отчаявшись сразить «заколдованного руса» саблей, один из ордынцев схватил валявшееся на земле копье и метнул его изо всех сил в Ерему. Копье мелькнуло в воздухе как смерть. Ерема похолодел и невольно дернул головой чуть в сторону. Копье пролетело мимо его уха, но тупым концом сильно ударило в висок. Ерема покачнулся, в глазах мелькнули зеленовато-красные вспышки, и он рухнул без сознания. С радостным рычанием к нему подскочил рослый ордынец с поднятой саблей. Но он не успел опустить смертоносную сталь — повалился рядом с Еремой. Ослябя выдернул из трепещущего тела врага рогатину, другие подоспевшие ратники прикончили остальных. Ослябя наклонился и удивленно воскликнул:

— Ерема, вертопрах рыжий! Царство ему небесное!

Ослябя набожно перекрестился и побежал дальше…

Ерема очнулся скоро, приподнялся и сел. Голова его, тяжелая и непослушная, словно пивной котел, сначала ничего не соображала. Ерема огляделся и понемногу стал приходить в себя. Неподалеку он увидел ордынцев, теснивших русских ратников, среди которых была и Алена со стягом в руках.

— Ишь куцогузый, до сей поры жив, — пробормотал он то ли об Алене, то ли о самом себе.

Голова кружилась. Ерема с трудом поднялся, взял меч, разыскал шлем и щит. Почти рядом он заметил повозку с водяной бочкой и большой, стоявшей на земле деревянной кадкой, из которой чей-то потерявший хозяина конь пил воду. Ерема подошел, отодвинул лошадиную морду и окунул голову в кадку, а затем вдоволь напился холодной воды из бочки. Вода совсем освежила его. Он взобрался на коня, который, судя по сбруе, принадлежал ордынцу, и вскоре, совсем оправившись, поехал к своему полку.

Ахмат, прискакавший вместе с воинами джунгара к Красному холму, затерялся среди скопления всадников. Он зорко присматривался ко всему. Не вызывая никаких подозрений, так как был одет по-местному, он как бы по делу объехал раза два вокруг холма, лихорадочно соображая, как прорваться на Красный холм и посчитаться с Мамаем. Но сделать это было не так-то просто.

На гребне холма располагалась многочисленная ханская свита, кругом торчали тургауды-охранники, а у входа в шатер стояли два рослых часовых. Ахмат понимал, что не пройдет и половины дороги к вершине холма, как его схватят.

Когда по распоряжению Мамая воины джунгара во главе с новым темником были посланы вновь против русов и поляна опустела, Ахмат едва успел юркнуть в задние ряды воинов, которые еще стояли у Красного холма. Но и тут ему оставаться долго было нельзя: джагуны заметят, что он чужой, и вмиг доставят его к Мамаю. В этом случае его желание сбудется — он встретится с ханом, но уже в последний раз.