У Дона Великого - [72]
Владимир Андреевич и Боброк согласно кивнули головами.
— В Большой полк поставить пешие дружины и ополчения. К сему полку причислить князей Ивана Васильевича смоленского да молодого Глеба брянского и воевод Ивана Квашню, Дмитрия Минина, Иакинфа Шубу. Великокняжеский стяг препоручаю охранять воеводе Михаилу Бренку с владимирской и суздальской дружинами. Главным над Большим полком быть московскому воеводе окольничему Тимофею Васильевичу Вельяминову. Вы знаете, Вельяминов воевода многоопытный, с полком сим управится. Теперь полк Левой руки… — князь задумался, почмокал губами и даже посмотрел на стремнину Дона. — Сюда тож надо больше пеших ратников ставить, им тут скакать некуда, держись за матушку-землю, и все. Но тут не иначе как жарко будет… Кого ж тут поставить?
— Может, кого из Ольгердовичей? — подсказал Владимир Андреевич.
— Нет, брате. Поставим над полком Левой руки князей белозерских — Федора Романовича да его сына Ивана. Отец зело храбр, стоек, доблестен да и умен вельми, а сын его воин отменно смелый, в бою яко лев. Князья белозерские будут стоять насмерть, не отступят… А князю Дмитрию Ольгердовичу мы дадим рати позади полка Левой руки. А? Мы знаем его воинское мужество, отвагу да и сторожкость… Он сумеет угадать тот час, в какой надобно подать помощь полку Левой руки.
Великий князь умолк, как бы мысленно проверяя, правильно ли он расставил воевод. Затем потеплевшим голосом произнес:
— А теперь Передовой полк… У него особая стать. Сюда надобно отобрать поболее пеших воинов, но зато самых лучших из лучших…
Дмитрий Иванович призадумался. Передовой полк! Он примет на себя первый, самый страшный удар вражьих сил и погибнет почти целиком. Такова уж его судьба. Но зато натиск врагов, докатившись до Большого полка, будет уже значительно ослабленным. Стойкость воинов Передового полка может принести важный успех в сраженье.
— Кому же нам препоручить Передовой полк? — в раздумье проговорил великий князь.
Боброк, зажав бороду в кулак, сказал веско:
— Кому ж, как не князьям Друцким.
— И я так мыслю! — присоединился к Боброку Владимир Андреевич.
— Во! Справедливо! — согласился великий князь. — Друцким Дмитрию и Андрею Всеволодовичам… Люблю я сих славных витязей! Кто у нас беспримерно отважнее, храбрее их? Правильно! Друцкие тут будут на месте, не посрамят нас… Погибнут, а не отступят ни на шаг. Стало быть, одобряете?
Дмитрий Иванович хлебнул кумыса из посудины Боброка, поморщился и отставил ее в сторону.
— Ну а Засадный полк я препоручаю вам обоим, други мои… Хвалить вас не буду, боюсь испортить… Вы и руки мои, и половина меня самого, и ответствуете за сию битву, как и я сам. Напутствовать вас не буду, сами промеж себя решите как да чего. Но лишь одно прибавлю: ты, брате, князь Владимир Андреевич, не сетуй на меня, но старшим быть в Засадном полку боярину Дмитрию Михайловичу Боброку. То приказ мой.
— А чего мне сетовать? — отозвался Владимир Андреевич. — Мне Дмитрий Михайлович и так вместо отца.
Он полуобнял Боброка сзади и, взбивая по привычке ус кверху, проговорил с хитрецой:
— Мне даже и лучше! В случае чего твоя плеть ему достанется, а я за его широкой спиной спрячусь.
Дмитрий Иванович знал склонность Владимира Андреевича шутить не всегда к месту и потому заметил полушутя-полусерьезно:
— Я тебя, брате мой хороший, и там достану.
Когда привели лошадей, чтобы ехать обратно, Владимир Андреевич, закидывая повод на шею своего коня, сказал уже без шутки:
— Вот мы тут решили: быть битве на той стороне Дона. А ведь иные воеводы мыслят биться с врагами на сей стороне реки: мол, так сподручней.
Дмитрий Иванович, уже сидя на лошади, помахал плетью.
— Для того я и распорядился совет собрать. Будем всех к единому решению приводить.
Когда они возвратились в великокняжеский шатер, явился Бренк с кашеварами, которые угостили их наваристыми щами и добрыми кусками вареного мяса. Покончив с едой, великий князь уже было приладился к кружке с квасом, но его позвали: прибыл гонец от Родиона Ржевского. Известия были такие: литовский князь Ягайло уже перешел с войсками через реки Жиздру и Оку и продвигается вдоль реки Упы к Одоеву. До Дона ему осталось четыре, а то и три перехода.
Об Олеге великий князь получил известие еще утром: рязанский князь от старой Рязани передвинулся к Пронску, но дальше не трогается вот уже три дня. Ему до Дона потребуется не менее двух переходов. Стало быть, в ближайшие двое-трое суток нападения с тыла можно было не опасаться. Не хватало лишь свежих известий от Семена Мелика о продвижении войск Мамая. Это беспокоило князя: хан, если направит часть войск изгоном к Дону, может помешать спокойной переправе.
Дмитрий Иванович уже хотел было уйти в шатер, как увидел странного всадника, у которого за спиной сидел, свесив голову, еще один всадник. Это был Ерема с раненым Турсуном. Его сопровождала толпа ратников.
— Гляди, нехристя сцапал! — раздавались голоса. — Не воин — ястреб!
Особенно старался балагур и весельчак Юрий, или просто Юрка-сапожник, как его все звали. Он шел рядом, держась за Еремино стремя, и приговаривал:
— Быть тебе, сокол ясный, воеводой! Вот помяни мое слово.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.