У черты заката. Ступи за ограду - [312]
Гейм налил себе второй стакан и медленно выпил. Через минуту голова у него слегка закружилась, а мысли начали приобретать особенную четкость. «Никто из вас, — усмехнулся он, продолжая разговор с Бруно, — никто из вас не видит, до какой степени это действительно последняя возможность… как ничтожны наши шансы на успех. И эти идиоты еще спрашивают меня — почему я с ними! Где им понять, этим торгашам, что потомок Ягеллонов может позволить себе роскошь умереть за безнадежное дело…»
Он встал, накинул на плечи плащ и вышел из комнаты.
Промозглый сырой холод охватил его на улице — европейская осень во всей своей октябрьской красе. Озябшие фонари тускло освещали полукруглую площадку перед подъездом, дальше была будка часового — единственная деталь, выдающая не совсем обычный характер этой гостиницы. За будкой дорога уходила в непроглядный мрак, словно обрываясь в бездну.
Этой дороги не могло не быть, понял он вдруг с ужасающей отчетливостью. Никакого другого пути для него, Яна Сигизмунда Гейма, нет и не будет. Все дело в том, что он просто лишний на земле — такой, как он есть, сын венского шибера и правнучки польских королей, последний и никому не нужный патриций…
Иначе он не стоял бы здесь на этой черной дороге. Он был бы сейчас далеко отсюда, по ту сторону Атлантики. Там сейчас летний вечер, крупные звезды загораются в фиолетовом небе, на улице Окампо пахнут глицинии. Может быть, ты еще вернешься?
Гейм усмехнулся и стал закуривать, прикрывая огонек зажигалки. Ветер задувал под плащ, из темноты сыпалась мельчайшая изморось, сигарета сразу отсырела, и он бросил ее после двух затяжек. Стоя на краю освещенной площадки, он смотрел в темноту и не видел ничего, кроме мрака.
…Конечно, если бы Беатриче не отшвырнула его, кое-что было бы иначе. Но лишь кое-что, и то ненадолго. Ничто, даже любовь Беатриче, не могло его спасти, потому что он просто лишний. «Кто же ты в таком случае — самоубийца?» Ты дурак, Бруно, я просто человек, которому незачем жить…
Вернувшись в номер, он застал коллегу лихорадочно собирающим вещи.
— Где тебя носит, — сказал тот, — они сейчас подъедут…
Гейм присел на кровать, задумчиво насвистывая и поглядывая на суетящегося Бруно.
— Собачий холод, — сказал он. — Про кофе ты не забыл?
— Я сказал, чтобы наполнили термос… Сейчас схожу.
Гейм зевнул, нагнулся и вытащил из-под кровати свой рюкзак. Рассовав по боковым карманам всякую туалетную мелочь, он отстегнул верхний клапан и развязал шнурок. Рюкзак был набит довольно плотно — слишком плотно для того, чтобы быть багажом странствующего рыцаря. Ян выбросил на одеяло шерстяной шарф, плотный, небольшого формата томик в коричневом переплете искусственной кожи, потом достал завернутый в промасленную тряпку парабеллум, развернул его, обтер и сунул в наколенный карман.
Встав, он прошелся по комнате и недовольно поморщился. Какая глупая вещь — тяжелая, угловатая, на каждом шагу бьет по ноге. Но ничего не поделаешь, mon vieux[117]. Выпив залпом еще стакан вина, он раскрыл на титульном листе коричневый томик Фукидида. Издательство «Атенео», Буэнос-Айрес, серия «Незабываемые классики». Незабываемые? Гейм усмехнулся, бросил книгу и ударом ноги загнал ее под кровать.
Вернулся Бруно с термосом, торопливо напялил куртку, стал хлопать себя по карманам.
— Ну, ты готов? Скорее, нас ждут…
Большой черный лимузин, забрызганный грязью, стоял за углом гостиницы. Гейм и Бруно подали свои рюкзаки в заднее отделение, где уже молча сидели трое.
— Словом, я свое дело сделал, — сказал четвертый, выйдя из-за машины, — с вами мы квиты. Кто поведет дальше?
— Я, — отозвался Бруно.
— Дорогу знаешь?
— Как свои пять пальцев.
— А-а… Ну ладно. Так я тогда пошел. Счастливо, парни…
— Итак, кости брошены, — усмехнулся Ян, устраиваясь рядом с севшим за руль Бруно Иеначеком. — Alea jacta est, как сказал старик Цезарь на берегу Рубикона. Вперед, крестоносцы!
Было холодно, он поднял воротник и поплотнее натянул на лоб берет. Взревел мотор, машина тяжело тронулась с места и выехала за угол, разбрызгивая лужи. Перед будкой Бруно затормозил. Часовой бегло просмотрел поданные ему документы и, возвращая их, буркнул что-то невнятное. Забрызганный грязью лимузин канул в ночь.
Тридцатого октября тысяча девятьсот пятьдесят шестого года иммигрант Фрэнклин Хартфилд, гражданин Соединенных Штатов Америки, двадцати девяти лет отроду, с высшим образованием, холостой, не имеющий заразных заболеваний и особых примет, вышел из ворот порта Буэнос-Айрес и медленно побрел через площадь. На левой руке он нес плащ, а в правой — старый кожаный чемодан с полустертым именем капитана Хартфилда на крышке. Чемодан был довольно тяжел, следовало бы взять такси, но Фрэнк не сообразил обменять деньги на пароходе, и в кармане у него не было ни одного аргентинского песо. Кроме того, он не знал бы, какой адрес назвать шоферу.
В общей каюте третьего класса с ним помещался один парень, не в первый раз ехавший в Аргентину; он объяснил Фрэнку, что рядом с Портом — название улицы было у Фрэнка записано — есть много недорогих мест, где можно остановиться на несколько дней. Собственно, это не отели и не пансионы, а так, что-то вроде матросских бординг-хаузов, иногда по нескольку человек в одной комнате. Обычно там чисто и не воруют, а главное — гораздо дешевле, чем в отеле. А потом, уже получив документы, можно искать комнату, но лучше уже не здесь, в центре, а где-нибудь в хорошем пригороде.
Герои «Киммерийского лета» — наши современники, москвичи и ленинградцы, люди разного возраста и разных профессий — в той или иной степени оказываются причастны к давней семейной драме.
В известном романе «Перекресток» описываются события, происходящие в канун Великой Отечественной войны.
Роман ленинградского писателя рассказывает о борьбе советских людей с фашизмом в годы Великой Отечественной войны."Тьма в полдень" - вторая книга тетралогии, в которой продолжены судьбы героев "Перекрестка": некоторые из них - на фронте, большинство оказывается в оккупации. Автор описывает оккупационный быт без идеологических штампов, на основе собственного опыта. Возникновение и деятельность молодежного подполья рассматривается с позиций нравственной необходимости героев, но его гибель - неизбежна. Выразительно, с большой художественной силой, описаны военные действия, в частности Курская битва.
Роман «Ничего кроме надежды» – заключительная часть тетралогии. Рассказывая о финальном периоде «самой засекреченной войны нашей истории», автор под совершенно непривычным углом освещает, в частности, Берлинскую операцию, где сотни тысяч солдатских жизней были преступно и абсолютно бессмысленно с военной точки зрения принесены в жертву коварным политическим расчетам. Показана в романе и трагедия миллионов узников нацистских лагерей, для которых освобождение родной армией обернулось лишь пересадкой на пути в другие лагеря… В романе неожиданным образом завершаются судьбы главных героев.
Действие романа разворачивается в последние месяцы второй мировой войны. Агония «третьего рейха» показана как бы изнутри, глазами очень разных людей — старого немецкого ученого-искусствоведа, угнанной в Германию советской девушки, офицера гитлеровской армии, принимающего участие в событиях 20.7.44. В основе своей роман строго документален.
Иван Грозный... Кажется, нет героя в русской истории более известного. Но Ю. Слепухин находит новые слова, интонации, новые факты. И оживает Русь старинная в любви, трагедии, преследованиях, интригах и славе. Исторический роман и психологическая драма верности, долга, чувства.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.