Тюрьма №8 - [16]

– Да, да я понял, спасибо, друг, – выдавил из себя Виктор.

Дверь в машину распахнулась и усевшись опер обвел всех взглядом. Казалось, что воздух накалился от напряжения в салоне автомобиля. Он молча протянул бутылку с водой старшему.

– Отдай ему, – сказал он, указав на Виктора.

Молча доехали до СИЗО. Из огромных ворот вышел охранник в военной форме и посмотрел в документы, потом перевел взгляд в салон автомобиля.

– Кого привезли, опять коммерсанта? – спросил он грубоватым голосом.

–Там все написано, – ответил ему опер который ходил за водой.

– Где вы их находите, – пробубнил охранник и пошел открывать ворота.

Ворота. Как широко они распахиваются, принимая в свои объятия вновь прибывающих. Как говорят, заходишь в тюрьму через высокие ворота, а выходишь через узкую дверь.

Машина заехала в бокс, похожий на ангар. В нем уже стояло два автозака из которых выгружали арестантов. Он спрыгивали и исчезали, словно падали в подземелье. Вход в СИЗО был через подвал. К прибывшим подошел охранник и взяв бумаги, скомандовал:

– Выходи!

Когда Виктор вылез из машины озираясь по сторонам, охранник скомандовал операм:

– Снимайте, – указав на наручники. Пока опер возился с наручниками, охранник приблизился вплотную к Виктору и потянул воздух носом:

– Кензо, – выдохнул он, прищурив глаза от удовольствия. Виктор растерялся, не понимая, что он имеет в виду. Тот заметив удивленный взгляд, сказал:

– Одеколон, Кензо, угадал?

Поняв, что он учуял запах одеколона, Виктор ответил:

– Да, да Кензо, – хотя на самом деле всегда пользовался Армани, но в данный момент решил не разочаровывать охранника СИЗО.

– Ладно, пойдем, будешь привыкать теперь к другим запахам, а вы валите отсюда, – почти враждебно сказал он стоявшим рядом операм. Отойдя от них на пару метров, он процедил сквозь зубы:

– Ненавижу.

– И как вы умудряетесь сюда попадать, – обратился он уже к Виктору,

– Пойдем, теперь это твое новое место жительства, – и повел его в подвал, который служил входом в СИЗО.

Одно дело, когда в тюрьму попадают заслуженно, обдуманно идут на преступление. выбирают жертву, планируют и готовятся совершить преступные действия. В таком случае бессознательно человек понимает, что последует наказание и можно сказать готов к тюрьме и тюремной жизни. Более того, если это рецидивист или вор по жизни, он попадает в тюрьме в знакомую среду обитания и чувствует себя как дома, а если еще совершает акты не повиновения администрации, то получает групповую поддержку и авторитет в среде сокамерников.

Другое дело, когда в тюрьму попадает человек из социального слоя не имеющего отношения к антисоциальному поведению или преступному миру, рабочий, служащий или предприниматель. Душевные муки невыносимые, отчаяние на пределе и последствия необратимы. Что бы выжить у них только один путь, приспособиться и забыть о прошлом. Жить настоящей жизнью, той которую им уготовила судьба и приложить все усилия, что бы пройти этот путь достойно и освободившись, вернуться к нормальной жизни. Наперекор злой воли отправивших его за решётку.

В карантине построение, всех вновь прибывших построили в небольшом прогулочном дворике. Публика собралась разная, разных возрастов и социальных слоев. На крыльцо вышел зек с папкой в руке и начал зачитывать фамилии. Тех, кого называли, проходили в помещение карантина, получать тюремную робу и алюминиевую ложку. Когда коптер (важная должность на зоне, заведует складом где хранятся вещи осужденных, назначается из среды заключенных) выдавал это барахло, говорил каждому:

– Ложка до конца срока.

Сказанное обжигало из изнутри, это звучало как еще один приговор. «До конца срока». Алюминиевая ложка потом каждый раз, когда ее достаешь три раза в день в тюремной столовой напоминает тебе словно эхо – «до конца срока».

Потом проходили к парикмахеру, тоже зеку, он стоял с машинкой для бритья в руках, держал ее так словно карающий меч, выставив демонстративно руку вперед и в сторону. Сама машинка была невероятных размеров и грозно фырчала, такие, наверное, использовали для стрижки баранов. По середине комнаты стояла табуретка.

– Давай заходи быстрей, – подгонял парикмахер очередного клиента,

– Сейчас модельную сделаем, не волнуйся, садись, – указывал он на табурет и ловко орудуя машинкой, за несколько быстрых движений оставлял очередного клиента абсолютно лысым. Когда тот вставал, стряхивая на пол остатки волос, парикмахер грозно добавлял,

– Убирай за собой, вон метла и совок, давай пошевеливайся это тебе не салон красоты.

Лысый зек, как-то неловко брал веник, словно боялся, что он обожжет ему руки и начинал сметать оставшиеся на полу волосы в кучу. В СИЗО ходили слухи, что мужику нельзя брать в руки метлу. Но тут никто не рискнул бы возразить. Те, кто поопытней постриглись наголо еще в СИЗО и с ухмылкой наблюдали за теми, кто брезгливо брался за веник.

После, всех вновь прибывших вели в баню, а так как карантин находится отдельно от жилой зоны, приходилось идти через всю зоновскую территорию. За оградами, которые разделяли бараки, стояли те, кто уже мотал свой срок и с любопытством наблюдали за новоприбывшими, которые понурив лысые головы брели под присмотром зека из карантина, с повязкой на рукаве на которой белой краской было написано «Дневальный карантина», в тюремную баню.