Тюльпан - [16]
— Говорите, говорите, патрон! Что вы видите?
— Я вижу Того, Кто умрет на кресте, и того, кто изобретет книгопечатание, и того, кто отправится из Испании открывать новый мир.
— Эй, патрон! Вы смотрите не в ту сторону.
— Я просто отвлекся.
— Смотрите в будущее.
— Смотрю.
— И что вы видите?
— Ничего.
— Ну-ну, патрон. Сделайте усилие. Погодите, я вам помогу. Вы видите объединившиеся народы и распродажу Луны, побежденный рак, и повсюду благодать, и соловьи на всех ветвях, и отпуска на море, и негров, принятых в лучших домах общества, и множество протянутых рук, как колосья пшеницы…
— Я не вижу ничего. Великое ничего.
— Поищите как следует, патрон, умоляю вас. Это очень важно.
— Я ищу.
— На ветках, патрон, под листьями.
— Там нет веток, дядя Нат, нет листьев. Все леса сожжены.
— А где-нибудь на острове, затерянном в океане?
— Океаны, дядя Нат, все вышли из берегов, спасибо. Они всё затопили.
— Это ничего, патрон, ничего. Чтобы помешать моему соловушке петь, нужна штука посильнее океана. Слушайте внимательно.
— Я слушаю.
— Раскройте уши.
— Делаю что могу.
— Обязательно есть место, патрон, где можно петь для кого-нибудь, даже в пустыне. Он сильнее ее. Я-то знаю. Она не может ему помешать. Петь для него так же естественно, как для негра свистеть. Смотрите, что вы видите?
— Пепел, везде пепел. Вся земля, дядя Нат, словно печеный картофель.
— Это ничего, патрон, ничего, это просто атомная бомба. Это не та штука, которая помешает моему соловью петь.
— Вы уверены?
— Торжественно даю вам слово негра. Ибо нужен очень старый негр, патрон, чтобы узнать, что такое кураж. Ищите лучше.
— Я ищу.
— Суньте свой нос повсюду. Обшарьте все девственные дебри.
— Девственные дебри, дядя Нат, — от них и следа не осталось. Как и от великих столиц.
— А что с Андами, патрон? Со знаменитыми Кордильерами? Бросьте туда взгляд.
— Камня на камне не осталось.
— А Гималаи?
— Черт возьми, дядя Нат, быстро вы туда перепрыгнули… Гималаи на месте. Немного качаются и совсем черные, но еще держатся. Тут, кстати, паленым пахнет. Вечные снега расплавлены. Окаменелые скелеты животных и обугленные остовы деревьев покрывают склоны.
— Поднимайтесь, поднимайтесь, патрон. Склоны для нас — штука второстепенная. Осмотрим сначала вершины.
— Здесь воздух разреженный. Мне тяжело дышать.
— Сделайте над собой усилие, патрон. Сначала подышите. Вот так, вот так… А теперь пойдем. И скажите мне, если почувствуете себя плохо, — вам нужно только позвать меня.
— Я что-то вижу.
— Моего соловья?
— Дерево, дядя Нат. Там стоит дерево, совсем голое, без листьев, но с ветками.
— И если есть где-то живая ветка, патрон, мы можем надеяться на что угодно. Человечеству больше и не надо. Смотрите хорошенько. Он, конечно же, наверху.
— Он наверху, дядя Нат. Теперь я его вижу.
— Ура! Я же вам говорил.
— Ну и вид у него.
— Уж я думаю!
— Крылья опалены.
— Хорошо, хорошо, но они же есть.
— А глаза совсем человеческие — дебильные.
— Ладно, ладно, зато они остались.
— Он весь дрожит и в ветку вцепился так, словно боится упасть.
— Конечно, конечно, он ведь за жизнь держится.
— Клюв у него открыт, и горло издает жуткие звуки…
— Он поет, патрон, он поет! Мы спасены. Дайте ему несколько тысячелетий, и он удивит весь мир своим голосом. Говорил я вам, патрон, говорил я вам: чтобы убить кураж, нужна штука похлеще, чем конец света.
— Не надо размахивать руками, как немой, у которого язык чешется. Я знаю, мой Господин, знаю. Есть вопрос, который жжет вам губы уже две тысячи лет.
— Даже больше, друг мой. С тех пор, как я вас знаю. С тех пор, как мы здесь… Ваш бессмертный певец, он что, осел, в конце концов, или все же соловей?
— Pukka Sahib! Неужто я тщетно вопиял меж звезд? Посмотрите на его большие уши, на его жадный рот, взъерошенные перья, паршивую шкуру, на его кривые крылья, битую спину, метафизическую морковку, гляньте в его ошеломленные глаза, вслушайтесь ночью в его отчаянную песнь… Это человек.
XIII
Дело лишь в том, чтобы крикнуть
Тюльпан сидел на коврике перед кроватью и прял. Он сильно исхудал, и взгляд его сделался глубоко удивленным. Учитель пережевывал последние куски речи, которую только-только произнес по радио.
— Не сомневайтесь. Выбирайте новое, выбирайте любовь, выбирайте меня. Вы знаете о подделках — не принимайте поддельную победу. Вступайте в движение «Молитва за Победителей»! Поймите, этого требует от вас история, это необходимость. Все должно обновиться на родине человечества: сердца, души, подвижной состав. Пять лет и даже больше наш интеллектуальный и сельскохозяйственный инструментарий, уже изначально устаревший…
— Не изводите себя, патрон…
— Не буду.
— …потому что все это не мешает ни ослу реветь, ни тюльпанам распускаться.
— Ни соловью молчать, дядя Нат.
— Ни соловью молчать, патрон.
— Не сомневайтесь, — шептал Тюльпан. — Скажите «да» в ответ на пару вопросов! Скажите «да» — жизни и смерти, «да» — ненависти и цвету моей кожи, «да» — раку и осеннему дождю, «да» — презрению, «да, да, да» — всему, до потери дыхания, одно большое «да» всему, единое биологическое «да»!
— Вот-вот, патрон, не надо протестовать.
— Коллективизм, — цитировал Тюльпан монотонно, — должен путем направленной эксплуатации, в которой и заключается формула равенства, извлечь из каждого человека все, на что он способен. Каждый должен получить сполна от коллективного вклада в науку и технику…
Пронзительный роман-автобиография об отношениях матери и сына, о крепости подлинных человеческих чувств.Перевод с французского Елены Погожевой.
Роман «Пожиратели звезд» представляет собой латиноамериканский вариант легенды о Фаусте. Вот только свою душу, в существование которой он не уверен, диктатор предлагает… стареющему циркачу. Власть, наркотики, пули, смерть и бесконечная пронзительность потерянной любви – на таком фоне разворачиваются события романа.
Середина двадцатого века. Фоско Дзага — старик. Ему двести лет или около того. Он не умрет, пока не родится человек, способный любить так же, как он. Все начинается в восемнадцатом столетии, когда семья магов-итальянцев Дзага приезжает в Россию и появляется при дворе Екатерины Великой...
Роман «Корни неба» – наиболее известное произведение выдающегося французского писателя русского происхождения Ромена Гари (1914–1980). Первый французский «экологический» роман, принесший своему автору в 1956 году Гонкуровскую премию, вводит читателя в мир постоянных масок Р. Гари: безумцы, террористы, проститутки, журналисты, политики… И над всем этим трагическим балаганом XX века звучит пронзительная по своей чистоте мелодия – уверенность Р. Гари в том, что человек заслуживает уважения.
Ромен Гари (1914-1980) - известнейший французский писатель, русский по происхождению, участник Сопротивления, личный друг Шарля де Голля, крупный дипломат. Написав почти три десятка романов, Гари прославился как создатель самой нашумевшей и трагической литературной мистификации XX века, перевоплотившись в Эмиля Ажара и став таким образом единственным дважды лауреатом Гонкуровской премии."... Я должна тебя оставить. Придет другая, и это буду я. Иди к ней, найди ее, подари ей то, что я оставляю тебе, это должно остаться..." Повествование о подлинной любви и о высшей верности, возможной только тогда, когда отсутствие любви становится равным отсутствию жизни: таков "Свет женщины", роман, в котором осень человека становится его второй весной.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.