Тюленьи штаны - [2]

Чтобы показать свою досаду, да так, чтобы он ее заметил, она негромко, раздраженно вскрикнула и, повернув назад, оглянулась, чтобы убедиться, что он слышал.

Он резко обернулся и с негодованием посмотрел на нее, мгновенно разъяряясь сильнее, чем она. У него были густые брови, большие, темные глаза, широкий вздернутый нос, большой рот.

— Вы Роджер Фэрфилд! — воскликнула она в изумлении. Он встал и пристально посмотрел на нее.

— Откуда вы знаете? — спросил он.

— Потому что я вас помню, — ответила она, почувствовав затем, однако, некоторое смущение, поскольку помнила она в основном ту недолгую шумную известность, которую он приобрел на последнем курсе Эдинбургского университета, когда однажды в сырой и холодный осенний день проплыл на пари, заключенное на семь рублей, от Норт-Берика до Басс-Рока.

История эта неделю живо обсуждалась в городе, и все знали, что перед этим пари Роджер с приятелями довольно неосмотрительно порядком набрался во время ленча. Однако, когда он устремился к воде, его приятели быстро протрезвели и, не на шутку перепугавшись, сообщили в полицию, которая выслала спасательную лодку. Но из-за сильного волнения поиски оказались безуспешны, и лишь у самого Басс-Рока на глади защищенной им бухты, они заметили его темную голову и вытащили его из воды. Приключение это, по-видимому, не причинило ему никакого вреда, но полиция обвинила Роджера в нарушении общественного порядка и оштрафовала на пару рублей — за плавание в костюме, не соответствующем инструкции.

— Мы встречались два раза, — сказала она, — один — на танцах, другой — в кафе «Мэкки»: вместе пили кофе. С год назад. Мы собрались там небольшой компанией и знали того человека, с которым вы пришли. Я прекрасно вас помню.

Он еще пристальнее уставился на нее и прищурил глаза, лоб прорезала вертикальная складка.

— Я тоже немножко близорука, — сказала она с нервным смешком.

— Зрение у меня отличное, — ответил он, — но я с трудом различаю людей. Люди так похожи.

— Это одна из самых страшных грубостей, какие я слышала.

— Ну, не может быть?

— Все-таки хочется, чтоб тебя помнили. Ничего приятного услышать, что ты ничто.

Он сделал нетерпеливый жест.

— Я совсем не то имел в виду; и теперь я вас узнал. Я помню ваш голос. Он у вас особенный. И приятный. Фа-диез на октаву ниже от среднего до — вот он как звучит.

— И только так вы и можете различать людей?

— Это не хуже любого другого способа.

— Но имени моего вы не помните?

— Нет, — сказал он.

— Элизабет Барфорд.

Поклонившись, он сказал:

— Ну, нудное это было мероприятие, правда? Я имею в виду, когда мы вместе пили кофе.

— Я с вами не согласна. Мне показалось очень интересно, и все мы получили большое удовольствие. А Чарльза Селлина помните?

— Нет.

— Ну, вы совсем безнадежный человек, — воскликнула она.

— Что толку знакомиться с людьми, если потом все про них забываешь?

— Не знаю, — сказал он. — Давайте присядем, и вы мне все расскажете.

Он снова уселся на край обрыва, свесив ноги, и, глядя на нее через плечо, сказал:

— Расскажите мне, что толку знакомиться с людьми.

Она заколебалась, потом ответила:

— Мне нравится, когда у меня появляются новые друзья. Это вполне естественно, правда? Но я пришла сюда почитать.

— А вы читаете стоя?

— Разумеется, нет, — сказала она и, сев рядом, аккуратно разгладила на коленях юбку. — Какое чудесное место для отдыха. Вы бывали здесь раньше?

— Да, я хорошо его знаю.

— Мы с Чарльзом приехали неделю назад. Я про Чарльза Селлина говорю, которого вы не помните. Знаете, мы собираемся пожениться. Надеемся что-нибудь через год.

— Зачем вы сюда приехали?

— Нам хотелось покоя, а здесь на островах человек почти гарантирован от внезапных вторжений. Мы оба много работаем.

— Работаете! — насмешливо сказал он. — Не тратьте время, — тратьте жизнь.

— Большинству из нас приходится работать, нравится нам это или нет.

Он взял лежавшую у нее на коленях книгу и, раскрыв ее, лениво прочел несколько строк, перевернул с десяток страниц и, зевая, прочел еще один абзац.

— Ваши эдинбургские друзья, — сказала она, — состоятельнее наших. Мы с Чарльзом и все кого мы знаем, должны зарабатывать себе на жизнь.

— Почему? — спросил он.

— Потому, что если мы не будем работать, мы умрем с голоду, — отрезала она.

— А если вы избегнете голодной смерти — что тогда?

— Можно надеяться, — сказала она натянуто, — что мы могли бы быть в чем-то полезны миру.

— А с этим вы согласны? — спросил он, подавляя зевоту, и принялся читать из книги:

— «Физический фактор в зародышевой клетке не доступен нашему анализу или исчислению, но можем ли мы отрицать наличие индивидуальности в побуждениях зародыша? Пожалуй, легче предположить, что разум появляется на поздней стадии развития, но это предположение не должно выводиться на том основании, что мы можем наверняка отрицать у клетки наличие самовыражения. Общеизвестно, что разум может оказывать на тело как огромное, так и малое, осуществляемое невидимыми путями воздействие; но каким образом оно осуществляется мы не знаем. Психобиология находится пока в зачаточном состоянии».

— Правда, безумно интересно? — сказала она.

— И как же вы собираетесь, — спросил он, — стать полезны миру?