Тысячеликая мать. Этюды о матрилинейности и женских образах в мифологии - [50]

Итак, вначале обратимся к данным по сексуальному поведению ближайших «родственников» человека из числа антропоидов, то есть бонобо и шимпанзе (Pan troglodites). Эти два вида имеют, как известно, уровень биохимического сродства с человеком на уровне 98 %, что примерно соответствует уровню сродства шакала и собаки (Фогель, Мотульский 1990: 9–10).

Оба упомянутых вида обезьян характеризуются промискуитетными половыми отношениями в мультисамцовых группах. Из всех современных видов приматов, за исключением человека (мужчины), у самцов бонобо и шимпанзе наибольшая длина полового члена (в состоянии эрекции) относительно размеров тела. Полигамные виды (приматов, но не только) обычно характеризуются половым отбором самцов по признаку размеров тела и небольшими относительными размерами половых членов; пример такого рода – горилла. В результате такого отбора в процессе эволюции у соответствующих видов формируется значительный половой диморфизм по признаку размеров и массы тела.

Указанный выше признак (половой диморфизм) вполне доступен изучению по палеоантропологическим материалам. Так, растительноядные группы австралопитековых (например, afarensis) характеризуются значительным половым диморфизмом (размеры тела самцов существенно превышают размеры тела самок), и можно полагать, что они вели гаремно-полигамный образ жизни. Виды Homo habilis и Homo erectus, напротив, характеризовались (по данным палеоантропологии) малым половым диморфизмом (в данном случае, напоминаем, имеются в виду в первую очередь размеры тела).

Промискуитетные половые отношения у приматов эволюционно важны для создания мультисамцовых групп с развитой системой социальных связей. Именно такие социальные отношения были предположительно характерны для представителей прямой предковой линии гоминид, непосредственно приведшей к появлению на планете вида Homo sapiens (далее будем кратко именовать этот вид «Хс» – от русской транслитерации латинского названия).

Интересно, что бонобо «квазиматрилокальны», а собственно шимпанзе «квазипатрилокальны». Кроме этого, шимпанзе, в отличие от бонобо, практикуют орудийную деятельность (преимущественно самки), «войну», «охоту», поедание пойманных животных (в основном верветовых мартышек) и интимидацию (запугивание и жесткое доминантное подавление) самок. У бонобо, напротив, коалиция (две самки) может запугивать самца, превосходящего размерами любую из отдельных самок. Можно сказать, что сообщества бонобо имеют эгалитарный, по сравнению с шимпанзе, тип социальной организации. Система доминации у шимпанзе жестче, и самцы в большей степени контролируют поведение самок. К этому обстоятельству мы еще вернемся, анализируя этнографические данные по сексуальному поведению людей.

Последняя особенность сексуального поведения шимпанзе, которую мы считаем необходимым упомянуть, – это почти полное отсутствие у них гомосексуальных наклонностей, в то время как и самцы, и самки бонобо в целом бисексуальны. Секс в эгалитарных сообществах бонобо служит средством «улаживания» конфликтов в некотором соответствии с лозунгом американских хиппи «Make love, not war».

Как известно, у самок вида Хс отсутствует эстральный цикл, т. е. имеется скрытая овуляция. Эта гормонально-биохимическая особенность предположительно появилась как следствие необходимости постоянного привлечения самца для создания (сравнительно) стабильной семьи. Последняя была нужна для защиты ребенка/ детей с относительно большими размерами мозга и длительным периодом развития (возникших в результате эволюции по типу педоморфной гетерохронии, см. С. Дж. Гулд). Кстати, Стивен Оппенхаймер, разумеется, независимо от идей, высказанных мной в книге 2002 года, но тоже ссылаясь на книгу Гулда (но не на пионерскую статью Болька), высказал предположение об эволюции монголоидов в результате неотении (усиления педоморфизма. – Bolk 1929; Gould 1977). В популярной статье я написал об этом в 1995 году (Казанков 1995: 156–159).

Итак, встает вопрос, какими были сексуальные отношения в первых сообществах Хс. Действовали ли в этих сообществах культурные нормы, регулировавшие сексуальное поведение? Ясно, что для ответа на эти вопросы нам надо знать, а точнее, «прикинуть», хотя бы приблизительно, когда и где появились первые сообщества Хс, был ли в этих сообществах «в ходу» язык, по структуре сравнимый с современными человеческими языками. Эти вопросы сложны; все, что мы можем в данной работе сделать, – это кратко обрисовать современное состояние исследований по данной проблематике.

Одна группа специалистов не склонна преуменьшать вклад своей науки в выяснение исторических фактов, относящихся к ранним стадиям эволюции Хс. Ее представители не стесняются делать определенные утверждения и брать за них полную ответственность. Вдумчивый читатель, вероятно, уже догадался, что я имею в виду генетиков, изучающих историю эволюции и распределения по планете генных систем митохондриальной ДНК (mtDNA) и Y-хромосомы. Их можно также условно называть палеогенетиками, специалистами по этногеномике, или молекулярными биологами. Недавно вышла в свет монография, представляющая весьма подробный обзор достижений генетиков в изучении ранних этапов эволюции Хс. Ее пока нет в московских библиотеках, поэтому сразу приступим к изложению того, как С. Оппенхаймер отвечает (присоединяясь к выводам одних из своих коллег и подвергая сомнению выводы других) на обозначенные выше вопросы.